Гобелен с пастушкой Катей. Книга 8. Потерянная заря
Шрифт:
Но пока ставили свет и с трудом прилаживали (актрисуля капризничала) явилась Ника, и ассистент меня к ней подвел просто бегом. Сказал, посмотри, что малец-то у нас читает, прямо из массовки да к звездам.
– Здравствуйте, меня зовут Вероника, – вежливо произнесла барышня, а глаза за стеклами у нее оказались светлыми, холодными, как льдинки.
– Я тут книгу принес, ту самую, – забормотал я бессвязно и достал. – Подумал, что интересно…
Барышня Ника книжку взяла, повертела и сказала: «М-да, теперь нас двое на этой площадке, кто роман читал». Я не точно привожу, что-то в таком роде. Потом спросила, как меня зовут, где учусь,
Ника взяла парня за локоть, что-то ему проговорила неслышно, он ответил, замотал головой, она опять говорила, и так минут пять-десять. Потом ассистент сказал, что его режут без ножа, но с неё бутылка, причем хорошего коньяку, взял меня за локоть и повел в центр съемок, они к тому мигу разладились окончательно, артисты пошли править грим, а режиссерка отправилась курить.
– Дядя Сеня, снимите мне мальчика с книжкой крупным планом, – я услышал, как Ника обратилась к мужику за камерой, угловатому дядьке в очках, они с режиссеркой всю дорогу препирались, он тетку ни в грош ни ставил. – Может, потом сгодится. Пожалуйста, можно?
– Для тебя всё, что хочешь, хоть крокодила принеси в бумажке, – сказал мужик, он оказался главный оператор. – Отцу привет, он как?
– Сейчас лучше, – ответила Ника. – Я ему покажу обязательно, что получится, будем продвигать свою версию.
– Да ты интриганка, Никушка! – воскликнул дядька весело. – Алена-то нас съест с кашей!
– Подавится, – веско вступил ассистент. – Лев Моисеевич, он…
– Не упоминай имени всуе, – сказал оператор. – Услышит, и привет горячий. Ставь паренька под фонарь, посмотрим, что из него выйдет.
Они вертели меня, как бог черепаху, пока не взмок. Книжку то отставляли на вытянутую руку, то прижимали мне к груди, заставляли смотреть, то в потолок, то вообще непонятно куда, кричали на меня и ругали бестолочью, поставили за кафедру и велели сделать вид, что читаю из книги вслух, только имя автора и название. Потом, когда я уже мало что понимал, то встал на кафедру уже без книги и повторял за Никой.
– «Властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой, над нами царствовал тогда!» – говорил я без конца, удивляясь, получалось всё лучше…
На этом месте влезла режиссерка, не скандалила, но язвила, что коллеги ей снимают дивный модерн, она в восторге, не пора ли взяться за дело. Обошлось вроде бы, меня вернули в массовку и стали опять мучиться, но с черт знает с какого раза, сделали.
Книгу, правда, не вернули, по-моему, её Ника заиграла, но я был не в обиде. Потом узнал у ассистента Коли, что она дочка легендарного фронтового оператора Синёва, учится на сценарном или вроде того, пишет диплом про экранизации, недавно являлась к мэтру, снявшему «Анну на шее», приставала с вопросами, как банный лист. Но прогнать слабо, потому что папа Лев Моисеевич в авторитете сто тысяч лет. А так девка неплохая, но заносится, это понятно.
Я еще туда походил, Нику больше не видел. Когда фильм сделали вчерне, мне ассистент Коля звякнул, с ним пили коньяк в кафе, он дал кучу снимков и предупредил, что в окончательном продукте, если худсовет не вырежет, есть три с половиной минуты
Так оно и вышло, себе я не очень нравился, но смотрел раз пятнадцать, поэтому привык. Ассистент Коля сказал, что задатки у меня есть, как буду поступать, надо принести фотки и срезки, Ника поможет, если будет в Москве, все тип-топ. «…А пока читай, мужик о кино, что можешь, надо быть в курсе. Если мозгов не хватит, чтобы понять, то актеру они не очень-то нужны. Главное – фактура».
Вот так началось мое кино, но до поступления на актерский факультет дело не дошло. Я оказался совсем при других делах, это отдельно. Как-нибудь соберусь и напишу, если оставшихся мозгов хватит. Фото и срезки, вот они тут же…
3
Повесть
Первая серия
В середине лета Артем Баранов осознал, что надлежит принять решение. И от этого зависело впрямую, какой будет в дальнейшем его жизнь. Как сложится будущее. Весной ему исполнилось восемнадцать, в армию его не призывали по здоровью, а учиться в ШРМ, то-есть в школе рабочей молодежи, оставалось еще год.
Не то, что бы он усердно учился, знаний, полученных в обычной школе, хватало, чтобы перейти в последний класс без проблем, но аттестат давали только по окончанию или по экзаменам. Их Артем сдавать не собирался, имел полное право по состоянию здоровья, та же спортивная травма, которая исключала армейский призыв, дала возможность обойтись без выпускных. Но последний класс надо было закончить, чтобы получить аттестат. Следующим летом, тогда можно будет поступать в ВУЗ. В любой…
Однако Артем уже выбрал и этот год хотел посвятить подготовке, особо не обременяя себя учебой в ШРМ. Выбрал он кино, был опыт и были способности, оставалось набрать знаний, которых в школе не получишь, только в библиотеках и в кинотеатре «Иллюзион», там шли фильмы всех времен и народов.
Но у матери Артема выяснились другие планы. Когда ему исполнилось восемнадцать, отец перестал платить алименты по закону, с матерью он был в разводе лет десять или около того. Отец написал Артему, что будет помогать добровольно, но только ему, из рук в руки или по почте. Мать страшно обиделась, справилась с законом и выяснила, что отец обязан платить алименты после исполнения Артему 18-ти лет в том случае, если сын будет учиться в ВУЗе на дневном отделении. Мать тогда обиделась на бывшего мужа и сына еще больше, она считала, что деньги положены ей, а вовсе не сопляку. Что они тайно сговорились, чтобы её обойти, ну все в таком роде.
И мать заявила примерно вот что. Если он не учится на дневном, и денег отец не платит, тогда «изволь, сыночка, зарабатывать сам на хлеб и маслице, школа рабочей молодежи для того придумана. А то ишь чего захотели, парень сидит у меня на шее, ничего не делает, а папаша ему за это деньги платит».
Таким образом был выставлен ультиматум: или отец платит деньги ей, или сын идет работать куда хочет. Хоть киномехаником в будку, если так решил устроить свою жизнь. Она не обязана. Не то, что бы мать была очень бедной или жадной, но ей было обидно, и логика на её стороне определенно была, не без того. Однако решающим фактором осталась обида, её исключили и пытаются сговориться за её спиной.