Гобелен
Шрифт:
По дороге домой Мадлен остановилась около величественных ворот Кентерберийского собора. С того места, где она стояла, была видна лишь его часть, но тем не менее сразу становилось ясно, что он достоин своей репутации одного из величайших творений норманнской архитектуры. Мадлен помедлила у входа — с одной стороны, ее притягивала святость этого места, а с другой — ужасно не хотелось звонить Мэри Бродер.
Мадлен шагнула за ворота и подумала, что практически невозможно представить себе когда-то стоявшую здесь деревянную церковь. Когда церковь саксов сожгли, Ланфранк, ставший архиепископом Вильгельма Завоевателя, приказал построить на ее месте великолепный
Внутри собор с коринфскими колоннами и высоким куполом являл собой громадный, экстравагантный храм, посвященный умершим епископам, а также служивший напоминанием о том, что люди ничтожны перед славой Господа. В нем была необъяснимая красота. Мадлен медленно шла вдоль стен похожего на пещеру нефа, то и дело останавливаясь, чтобы получше рассмотреть молельни и альковы. Там находились роскошные гробницы, а грациозные позы статуй, установленных над ними, подчеркивал свет, направленный, словно в театре, на раскрашенные складки каменных одеяний.
Мадлен испытала нечто вроде облегчения, когда, оставив за спиной навязчивое величие собора, почувствовала на лице холодный зимний воздух. Впрочем, она тут же вспомнила, что должна подумать, о чем расскажет Мэри Бродер.
Мэри решила, что Мадлен следует заехать в «Сады» в субботу утром, по пути к парому на Дувр. Семптинг находился не совсем по дороге, но она смирилась с тем, что ей придется сделать крюк.
Подъехав к неухоженному величественному дому кузин, она решила оставить машину на обочине дороги и дойти до ворот пешком, чтобы не навлечь на себя гнев Луи. И снова сгорбленному хранителю ворот потребовалось ужасно много времени, чтобы к ним подойти, а потом открыть.
Мадлен одарила его самой обаятельной улыбкой и поздоровалась, но на мрачного Луи ее чары не произвели никакого впечатления. Она предоставила ему сражаться с воротами в одиночку, а сама зашагала по усыпанной гравием дорожке к римским колоннам у входной двери.
Дверь была открыта, за ней виднелся выложенный мраморной плиткой вестибюль. За дверью не наблюдалось никаких признаков жизни, а потому Мадлен вошла и позвала хозяек. Ей никто не ответил.
Она робко прошла чуть дальше в дом. Ей было не по себе от того, что вошла без предупреждения. Наверное, когда-то здесь имелся дворецкий — как необходимость. Словно в ответ на ее мысли, вошел Луи, но не через переднюю, а через одну из множества дверей, которые она заметила в темном холле.
Он кивком показал в сторону длинного коридора, ведущего в заднюю часть дома.
— Леди в сарае, в саду.
Это были первые слова, которые она услышала от Луи. Его голос оказался приятным, глубоким и наделенным силой, разрушившей ее прежнее представление о нем. Луи тут же скрылся за дверью, словно кролик в норе. И снова легкость его движений поразила Мадлен. Возможно,
Коридор был похож на пещеру с бесчисленными дверями, и Мадлен, шагая в полумраке, снова вспомнила про Алису в Стране чудес — когда та упала в кроличью нору.
Когда коридор закончился, она вошла в кухню размером с ее квартиру в Кане. За последние сто лет кухню модернизировали, и она напоминала фабрику своими стальными поверхностями и глубокими фарфоровыми раковинами. Вдоль одной из стен стояли крепкие деревянные скамейки с несколькими дюжинами маленьких дубовых бочонков. Витавший в воздухе запах подсказал Мадлен, что в них бродят яблоки.
Единственным источником естественного света являлась слегка открытая дверь в одном из углов. Она вела прямо в сад за домом. Или, точнее, в сады.
Мадлен не пришлось искать сестер Бродер «в сарае, в саду», потому что, как только она вышла из кухни, выяснилось, что они, в одинаковых синих полиэтиленовых передниках и красных резиновых сапогах, копаются в большом, беспорядочном огороде прямо за дверью.
— Доброе утро, Мадлен. Ты пришла раньше на семь минут, — заявила Мэри, взглянув на древние часы.
Затем, словно это служило для них достаточным оправданием для того, чтобы продолжить свое занятие, обе вернулись к уходу за садом — точнее, они копались в черной земле, как будто что-то искали. Мадлен не слишком разбиралась в подобных вещах, но ей стало интересно, что эта парочка, похожая в своих синих передниках и красных сапогах на садовых гномов, могла столь старательно делать в огороде в такое время года. Как бы в ответ на ее мысли, Маргарет радостно завизжала:
— Нашла, я нашла!
Она подняла вверх крошечный, весь в земле предмет с торчащими во все стороны грязными щупальцами. Мадлен решила, что это какой-то овощ.
— Положи назад, Маргарет, это не савой, — рявкнула Мэри, и Маргарет с несчастным видом вернула находку обратно в землю.
— Что вы ищете? — осмелилась задать вопрос Мадлен.
— Зимнюю картошку, — печально ответила Маргарет, снова принимаясь копаться в земле.
Мадлен поняла, что это может продолжаться довольно долго, и потому решила сразу заговорить о дневнике. К тому же, подумала она, в этом случае ей, возможно, удастся избежать обязательного чаепития с сестрами.
— Я занимаюсь переводом книги, которую вы мне дали, — сказала она.
Ее ожидания оправдались, потому что Мэри отвлеклась от своего занятия, выпрямилась, держа в руке лопатку, и наградила Мадлен вопросительным взглядом. По крайней мере, Мадлен решила, что именно таково значение выражения, появившегося у нее на лице. На самом же деле у нее сделался такой вид, будто она только что проглотила какую-то гадость, — так сильно она втянула щеки и поджала губы.
— Я бы хотела выяснить… — Мадлен не договорила, не зная, что лучше сказать, чтобы добиться благосклонности Мэри. Она начала снова: — Не могли бы вы немного рассказать мне о ней? Вам известно, как давно она попала в семью?
— Несколько веков назад, — радостно объявила Маргарет, не обращая внимания на предупреждающий взгляд Мэри, искоса брошенный на нее. — Но это единственная вещь, которую нам запрещено продавать, правда, Мэри?
Мэри от возмущения поджала губы еще сильнее, но Маргарет, похоже, ничего не заметила. Мадлен решила, что Мэри не нравится, когда сестра становится центром внимания, которое, по ее представлениям, причитается только ей.
— Кому продавать? — спросила Мадлен, воспользовавшись откровенностью Маргарет.