Гоблины дальнего космоса

Крыръ Виталий

Тут бы драке и затихнуть, но от толпы отрывается сразу несколько десятков человек и бегом несется к поединщикам. В основном мужчины, но мелькают и женские лица. А ведь Жоржи намного ближе к толпе, чем к нам. Мы тоже бежим, но не успеваем. Я еще вижу, как гоблин предплечьем сбивает в сторону чью-то бьющую руку и ударяет навстречу сам. Но затем его закрывает мельтешение тел. Торжествующий крик повисает над площадью - люди решили, что в отсутствие полиции и сами накажут обидчика.

Я влетаю в толпу, совершенно не думая о собственных флангах и тыле. Отшвыриваю щитом с пути какую-то экзальтированную

дамочку. Кто-то бросается мне под ноги, еще двое норовят вцепиться в руки, пытаясь свалить. Я стряхиваю их, шагаю по человеческому телу, бью рукоятью ригвел-секиры и ломаю чью-то руку. Люди наседают все гуще, видимо справедливо полагая, что пару сломанных костей в больничке вылечат быстро. А насмерть - кто ж будет бить мирных демонстрантов насмерть?

Неожиданно из мельтешения тел выныривает кусок керамико-композитной трубы, метящий в прикрывающий меня щит. Я рывком прижимаю блестящий щит ближе к телу, в то же время делая стоящей сзади ногой короткий шаг в сторону - на большее просто нет места - и оказываюсь от наступающего врага почти сбоку так, что оружие пропарывает воздух перед самым 'зеркалом', но не попадает. И тут же мое сиятельство контратакует, пока человек утратил баланс после промаха и не может увернуться - с шагом вперед рукоять секиры впечатывается противнику в челюсть, кроша кость и выбивая зубы.

Вслед за трубой, но уже с другой стороны следует нож, в гуще толпы просто никак не увернуться, и лезвие скользит по пластинам моего доспеха. А где-то невдалеке, перекрывая человеческий вой и крики, раздается пистолетный выстрел. Но пистолетов-то мы с собой не брали. Да, так, пока тут вожусь, Жоржи могут и на самом деле убить! И я наотмашь бью секирой, расчищая путь. Струя крови заляпывает броню, кто-то оглушает пронзительным женским визгом: 'Убили!' Я махаю топором еще раз, другой, прямо перед глазами вываливаются из разрубленного живота внутренности...

И внезапно с очередным шагом у моих ног оказывается окровавленное тело Жоржи, в изодранном поддоспешнике. Сам весь в кровоподтеках гоблин брызжет пеной из разодранного рта и в забытьи лупит кого-то головой о композит. А нападающих уже по сути нет. Вернее, кто-то лежит на земле, а другие улепетывают со всех ног прочь. Среди гоблинов кроме избитого Жоржи нет потерь. Короткая вспышка насилия закончилась и оказывается, что лишь немногие демонстранты в ней участвовали. Остальные же сгрудились испуганным стадом неподалеку.

Из наших разрозненных рядов выступает император и спокойной походкой направляется к людям. Ригвел за спиной в чехле. Щит - на левой руке. Открывает забрало, чтобы точно узнали. И ветер разносит над площадью усиленный техникой властный голос:

– Пшли прочь! Сидеть по домам тихо и не высовываться!

А люди, особенно поспешно в первых рядах, разворачиваются и убегают. Некоторые пытаются удаляться, сохраняя достоинство, но общий испуг заражает и их. Вскоре уже все бегут, прожогом покидают площадь.

– Ну что ж, - комментирует император по общегоблинскому каналу, - раз тыл теперь возвращен в состояние законности и порядка, на завтра назначаю штурм Ренза.

*

Поздним вечером, в частном домике одного из погибших демонстрантов, я долго ворочаюсь на постели и не могу уснуть. В соседней

комнате - Р-р-рита, ждет, наверное, что уж сегодня-то я к ней на ночь приду. Но не знает, первый мой сексуальный опыт - с дебелой мазохисткой (пожалуй, даже отчасти садомазохисткой) года на три старше. Да и остальные девахи были потом той под стать. И я тогда к женщинам пожестче относился, мол, ничего с ними не сделается, не фарфоровые. Но и особы ко мне все больше тянулись крепкие, простые. Р-р-рита против них девушка утонченная, и впервые боязно мне к женщине подступиться. Как вспомню, что с другими на пике страсти вытворял, так и думаю: не заслужила моя девочка такого.

Я вставляю в ухо плеер и как есть в спально-спортивном костюме выхожу из комнаты через узенький коридорчик на двор. Только вот чехол с секирой за спину не забываю закинуть - уже рефлекс почти. Нет, в предыдущие вечера я сразу засыпал. Это на меня разгон демонстрации так подействовал. Вот уроды! Им что, жрать не дают или воевать заставляют? И я включаю плеер. Скрежещущие звуки и быстрая мелодия в наушниках действуют умиротворяюще. Недаром Берсерк на свои стихи из 'живых' сэмплов музыку 'наколдовал'. Отличная вещь!

Да, выпускать кишки 'жабам' или 'мохнатцам' еще куда ни шло, но вот людям, когда виртуальный угар отошел, без 'фемто'-компьютеров игровая голодовка получилась... Выходит, не такой уж я толстокожий, как самому казалось. И я достаю секиру малость поправить нервишки.

Широкий мах, лезвие со свистом рассекает воздух. Рукоять в ладони как влитая. Шаг, рукоять топора резко выдвигается вперед, подскок, еще один размашистый удар лезвием. Удар в никуда.

Шаг, прыжок, удар, кувырок, еще удар, перекат. Бой с тенями, тенями моего подсознания. И лишь звезды смотрят с высоты на копошащуюся букашку, букашку по имени человек. Хотя нет, все же чуть большую букашку, насекомое, востребовавшее свою свободу, осмелившееся иметь собственное мнение, пчелу по имени гоблин.

Но наблюдают за мной не только звезды:

– Любимый! - раздается от крыльца. А мы-то еще не признавались друг другу в любви.

Р-р-рита грациозно сходит вниз по ступеням и протягивает руки:

– Иди ко мне.

Она не знает кого зовет. А я, я иду и наконец скажу ей, расскажу, что не хочу причинять любимой боль. Что нам пора расстаться.

– Я все знаю, - говорит она, будто в ответ на мои мысли. - Я буду терпеливой, а ты, ты ведь тоже будешь стараться ради меня, правда? - требовательно смотрят серые, широко открытые глаза.

Но откуда? Откуда она знает? И в памяти всплыли слова Келума: 'предлагаю предоставить полный доступ к муниципальному архиву нашим боевым подругам'. Так вот зачем императору это было нужно, нож ему в глотку! А я, дурак, так и не выделил время почитать, что же там про меня пишут. Написано же, видать, близко к правде. Обязательно потребую изъять информацию из архива!

Но настоящая злость на Келума так и не появилась. Даже совсем наоборот, чувство благодарности проклюнулось и расцвело буйным цветом, когда мое графское сиятельство возлежало ночью в обнимку с Р-р-ритой, вдоволь натешив плоть. Тем более, назавтра выяснилось: Келум устроил так, что кроме Р-р-риты никто больше из наших женщин информацию про меня прочитать не успел.