Год 1942 - «учебный». Издание второе
Шрифт:
Маршал бронетанковых войск М.Е. Катуков приводит другой способ применения танков — «без оглядки»: «Поставил я командиру задачу, и он отправился выполнять ее. Часа через два-три начальник оперативного отдела Никитин передал донесение с левого фланга:
— Танковая бригада, понеся большие потери, вышла из боя. Командир отправлен в тыл. У него тяжелое нервное потрясение.
Что же произошло?
…Ведь обычно как действовали видавшие виды танкисты при выполнении такой задачи? Готовясь к атаке, они, прежде всего, высылали вперед боевую разведку, с тем чтобы она вызвала огонь на себя. Командиры танковых экипажей и подразделений в это время располагались в укрытиях, наблюдательных пунктах и засекали обнаружившие себя огневые
А в тот день в Придонье командир бригады без всякой разведки вывел танковые батальоны на большой голый бугор и открыл огонь по предполагаемым (!) позициям гитлеровцев. Бесспорно, он надеялся сокрушить вражескую оборону (?), открыть дорогу танкам и пехоте. Но получилось все иначе. Немецкая артиллерия, хорошо замаскированная в ржаных хлебах и других укрытиях, осталась неуязвимой, а танки на голом бугре стали хорошей мишенью…»
Командир танковой бригады — это генеральская должность и получал ее офицер в звании не ниже подполковника. Я понимаю, что военному, который не имеет представления о разведке, боевых порядках, использовании рельефа, маскировке, можно дать генеральские погоны. Но доверить такому человеку бригаду танков? Поневоле вспомнишь американское: «У нас дурак не может быть начальником, это экономически нецелесообразно». Во сколько обошелся Красной Армии только один комбриг, угробивший в течение пары часов полсотни танков? Добавим сюда средства, затраченные на его содержание в течение двадцати лет службы и на лечение «нервного потрясения». Хотя упоминание о «видавших виды танкистах» наводит на мысль, что и другие комбриги учились воевать точно таким же образом, только нервы у них оказались покрепче.
Во второй половине 30 июня началось крупное танковое сражение и на левом фланге 40-й армии, между дивизиями германского 48-го танкового корпуса и танковыми корпусами оперативной группы Федоренко. 4-й танковый корпус генерал-майора В.А. Мишулина, перейдя в наступление из района Старого Оскола, к исходу дня достиг Горшечное, разгромив здесь передовые части противника. 17-й корпус генерал-майора Н.В. Фекленко нанес удар силами одной бригады из района Орехова также на Горшечное. Остальные соединения и части корпуса еще выдвигались в исходный район для наступления. 24-й танковый корпус генерала В.М. Баданова вместо перехода в наступление совместно с бригадами Мишулина получил задачу оборонять район Старого Оскола и не допустить прорыва противника на юг.
Контрудар 4-го и 17-го танковых корпусов пришелся не по флангам и тылу 48-го танкового корпуса противника, а по его разведывательным и передовым частям. Это поставило советские корпуса, которые вышли в район Горшечное, в трудное положение, так как они сами оказались под угрозой окружения. 1 июля противник, обходя главными силами Горшечное с севера и юга, к исходу дня вышел на рубеж Орехово, Ясенки, Богородицкое. В районе Горшечное оказались в окружении 102-я бригада 4-го танкового корпуса и главные силы корпуса Мишулина. Танкисты дрались в кольце еще двое суток, отрезанные от тылов противником и в условиях полного господства его авиации, в ночь на 3 июля остатки бригад прорвались на восток.
Как видим, генерал Голиков и его штаб не сумели организовать мощного массированного удара по флангам ударной группировки Вейхса. Более того, командующий фронтом решил отвести части 40-й армии на новый рубеж. Ставка запретила это и одновременно указала на недопустимость отсутствия связи с 40-й армией и танковыми корпусами. То есть на деле никто этими корпусами не управлял, а их командиры тоже еще не «гинденбурги», а только учатся.
Маршал Василевский так и пишет: «Командиры
И Катуков согласен со старшим товарищем: «…как всякий опыт, боевой тоже не дается сразу. Все эти мысли уже приходят к нам, участникам тех событий, как следствие опыта, накопленного в последующих боях».
Как же так?
Ведь Катуков получил танковую дивизию в ноябре 1940-го, в июле 1941 года участвовал в контрударе на Луцк, Дубно, в битве под Москвой его бригада заслужила звание 1-й гвардейской, генерал считался специалистом по организации танкового боя с превосходящими силами противника.
Генерал Баданов на фронте с первых дней, командовал танковой дивизией и бригадой.
Генерал Фекленко войну начал 22 июня 1941 года на Украине в должности командира 19-го механизированного корпуса, наносил удар на Ровно, Дубно.
Генерал Мишулин, командуя 57-й танковой дивизией, в которой и танков и бойцов было вдвое больше, чем в нынешнем корпусе, участвовал в Смоленском сражении, уже в июле 1941 года удостоился звания Героя Советского Союза «за умелое руководство боевыми действиями».
Сколько же еще опыта им надо и когда они этого опыта наберутся? И если германец воюет «по шаблону», то долго ли его выучить? Почти полтора года войны, страшных поражений и невиданных в истории потерь понадобилось красным командирам для того, чтобы прекратить изобретать пролетарскую военную науку и начать перенимать «шаблоны», то бишь азы военного дела у противника. И все равно усвоить удалось не все и далеко не всем. Очень многие считали, что генеральские звезды автоматически делают их полководцами, а думать должна лошадь — у нее голова большая.
Чтобы оценить уровень высоколобого начальства, старшему политруку 355-го танкового батальона Л.И. Черненькову хватило всего двух недель. Затем он написал письмо Сталину:
«После курсов в академии им. Сталина попал в 161-ю танковую бригаду и с 1 по 16 июля воевал на Брянском фронте.
Воевал! Вот об этом-то я и хочу Вам рассказать, ибо это, на мой взгляд, не война, а черт знает что. Все то, чему нас учили в академии, военная тактика полетела к черту. И не потому, что плохо учили, а потому, что есть люди, которым плевать на тактику, плевать на здравый смысл! Они знают лишь одну команду: «Давай, давай!» И дают так, что Родина наша напрасно теряет боевую технику и еще более — замечательных людей, и главное — ни за что, без всякой пользы. Да еще при этом теряет и территорию.
Сердце рвется на части, когда видишь, как из-за явно глупого распоряжения, ни за понюх табаку, как свечи, горят наши могучие КВ и Т-34, и с ними гибнут кадры готовых на все танкистов. Фактически наша бригада перестала существовать после второго боя, на четвертый день нашего прибытия на фронт. И не одна она, а еще и 157-я.
Вот как это случилось.
Не успели мы выгрузиться, как роту тяжелых и роту средних танков бросили вместе с мотопехотой в ночной бой на ст. Набережное. Ночной бой для танков — вещь почти невозможная, ибо и днем-то из танка почти ничего не видно, а ночью этот недостаток увеличивается в десятки раз. И коли уж этого требовала необходимость, надо было подготовить этот бой. О какой же подготовке могла идти речь, если даже у командиров батальонов не было карт местности, если никто не подумал (?) произвести хотя бы немудрящую разведку, если атаку танков не поддерживала артиллерия.