Год 1942
Шрифт:
По-другому получилось с Мосальском. Командование соединения отказалось от наступления в лоб, применив тактику фланговых ударов. Спецкор пишет: "Первый фланговый удар был нанесен неприятелю, далеко не доходя Мосальска... Этот удар внес в ряды отступающих панику, и они быстро начали откатываться... Перед городом немцы вторично были атакованы с фланга и здесь они уже спасались бегством..."
Вечером я побывал в Перхушкове, в штабе Западного фронта у Жукова. Как всегда, он встретил меня дружески: "Садись, посиди..." Меня радовало доверие Жукова: кто бы ни был у Георгия Константиновича, он разговаривал при мне открыто, без недомолвок и смягчений. Но и мне нужно было знать
Но сегодня было по-другому. На столе у Жукова, заметил я, лежал свежий номер "Красной звезды". Синим карандашом в репортаже о взятии Мосальска были обведены те самые строчки, которые говорили, что противник быстро начал откатываться, спасался бегством.
У комфронта сидел артиллерийский генерал, но он прервал разговор с ним и обратился ко мне:
– Вот ты хвалишь наших. Конечно, хорошо, что идут вперед, хорошо, что маневрируют, не бьют в лоб, но главного не добиваются. Упускают противника. Дают ему выскользнуть...
И Жуков начал объяснять, что должно быть сегодня главным. Я сразу же вытащил блокнот, настроился слушать и записывать. И Георгий Константинович стал говорить - неторопливо, размеренно, словно диктовал. Вот что у меня было записано:
"Немцы, вынужденные к отступлению, хотели бы, чтобы на фронте наступила передышка. Идут на все, лишь бы выиграть время. Их замысел ясен. Они намереваются простоять зиму, собраться к весне с новыми силами и перейти в наступление. Наша задача - не давать противнику передышки, не давать ему закрепляться, жать его на запад без остановки. Но теснить немцев еще не значит полностью решить задачу. Преследуя противника, надо его уничтожать. Главную цель он видит в том, чтобы сохранить живую силу. Наша задача - не давать ему возможности выходить живым из боя, спасти от уничтожения свои полки и дивизии..."
Вернувшись в редакцию, я вызвал нашего "тактика" Ивана Хитрова и литературного секретаря Марка Вистинецкого, рассказал о беседе с Жуковым, передал им свои записи и усадил за передовую.
– Два часа вполне достаточно. И назовем статью "Долг наших войск".
Написали хорошо. Кстати, в международном отделе редакции авторы нашли радиоперехват новогоднего выступления Гитлера. Фюрер пытался оправдать поражение под Москвой, говорил о весне: зима прекратила операции на Восточном фронте, но они будут продолжены весной. Он угрожал: "Пусть русские не забывают, что после зимы будет весна".
Конечно, это были не пустые угрозы. Фашистское командование действительно делало серьезную ставку на свое весеннее и летнее наступление. Поэтому в передовице появились такие строки:
"Бессильные остановить наше наступление, немецкие захватчики угрожают нам новыми авантюрами весной. Опрокинем расчеты врага... Обескровим за зиму немцев! Перемелем в порошок все их старые и свежие полки и дивизии!"
* * *
В этом же номере газеты опубликована статья комиссара одного из полков Кавказского фронта П. Ядрина о росте партийных рядов. В первые же месяцы войны Центральный Комитет партии поставил перед политорганами задачу создать во всех ротах полнокровные партийные организации. Однако осуществить это не удавалось. Устав партии требовал, чтобы рекомендующий знал рекомендованного не меньше года. Для перевода из кандидатов в члены партии тоже требовался годичный кандидатский стаж. Это, понятно, ограничивало рост партийных рядов. К тому же прибывшие в боевые части коммунисты могли встать на учет лишь после получения учетных партийных карточек.
Таковы были правила мирного времени. Война диктовала другое. Нужен
И потому, чтобы облегчить рост партийных организаций. Центральный Комитет ВКП(б) принял важнейшие постановления. Разрешено было давать отличившимся в боях воинам рекомендации, если рекомендующие знают их и менее года. Разрешено было принимать их в члены партии после трехмесячного кандидатского стажа. Установлен был новый порядок принятия на постоянный партийный учет на фронте: не после получения учетной карточки, а по предъявлении партийных билетов.
Комиссар П. Ядрин и рассказал в своей статье, как эти решения помогли создать во всех ротах полка полнокровные ротные партийные организации, насчитывающие не менее 15 коммунистов каждая, и какие благотворные перемены произошли в их работе.
Позавчера с Волховского фронта приехал в Москву известный военный хирург Александр Александрович Вишневский. Признаться, нас редко посещали фронтовые медики. И писали мы о них не столь часто. Главным образом о мужестве и доблести санитаров, сестер милосердия, как по традиции называли медицинских сестер, и редко - о врачах.
А между тем не было на войне, пожалуй, ни одного человека, который не принимал бы близко к сердцу дела медицинские. Это и понятно. Человек шел в бой в надежде выйти из него живым, на худой конец - легко раненным и, естественно, рассчитывал при этом на помощь санитара, врача.
Наша фронтовая медицина заслужила, чтобы для нее не жалели газетной площади. Мы это как будто понимали, но боевые материалы все же стояли на первом плане и оттесняли медицину, да и другие так называемые "тыловые" темы.
Когда в редакции появился Вишневский, все обрадовались, а больше всех, кажется, обрадовался я. С Вишневским я познакомился еще на Халхин-Голе, где всходила звезда славы молодого, искусного, неутомимого и храброго медика, будущего главного хирурга Советской Армии, генерал-полковника. Были мы вместе с ним в одной армии и на войне с белофиннами. В Отечественную войну он работал поначалу армейским хирургом, а теперь вот - главный хирург Волховского фронта.
На всех фронтах гремела слава о новокаиновой блокаде и масляно-бальзамической повязке, разработанной его отцом Александром Васильевичем и впервые широко внедренной на Халхин-Голе. Там я и узнал об этом: редакция нашей газеты "Героическая красноармейская" находилась рядом с фронтовым госпиталем. Вишневский заходил в редакцию, мы бывали у него. На финской войне мы и жили рядом. "Мазь Вишневского", "повязка Вишневского" хорошо известны, и нет необходимости рассказывать об их эффективности. Впрочем, до войны и даже на войне нашлись недоброжелатели, которые скептически относились к новаторству Вишневского. Но мы-то горячо верили в его методы, своими глазами видели, как они нужны для исцеления раненых, писали об этом еще на Халхин-Голе и в финскую войну.
И вот Вишневский в "Красной звезде". Более полугода мы не виделись. Такой же худощавый, такой же подвижный, быстрый. Признался, что голоден, "как черт". Накормил его, а потом он просвещал меня в делах фронтовой медицины. Упрекал, что мало пишем о врачах, хотя ведут они себя как подлинные герои.
– А как на фронте с блокадой и повязкой? Есть еще противники? - спросил я, вспомнив все перипетии их внедрения.
Александр Александрович подробно рассказал, как широко применяются они теперь в боевой обстановке. Но и пожаловался: время от времени встречается скрытое, а иногда и явное противодействие со стороны некоторых врачей методам лечения по Вишневскому.