Год белой кометы
Шрифт:
Было уже довольно поздно, когда Тамара вышла из пыльного автобуса, который на последних километрах пути подбирал всех пассажиров подряд и потому останавливался так же часто, как городской троллейбус. Она не стала искать дом Серафимы а остановилась на ночлег в маленькой сельской гостинице и немало удивила дежурную, попросив дать ей отдельный номер.
— Дорого будет, дочка… У нас есть места подешевле.
— Ничего, это не важно. Я люблю отдыхать одна, — устало ответила Тамара и, подхватив легкую дорожную сумку быстро прошла по коридору и закрылась в крохотной комнатенке, где едва помещались кровать и небольшая тумбочка.
Она крепко заснула и
— Я разыскиваю Серафиму Седогину, вы не могли бы подсказать, где ее дом?
— А вы кем ей будете, — спросил пожилой мужчина, сидевший за столом спиной к окну, — родственница, чи знакомая?
— Я? — Тамара на секунду смутилась, — Знакомая. Конечно, знакомая. Но вообще-то я по делу.
— Серафима работает в лесничестве, но там вы ее, наверное, не сыщете. Скорее всего она где-нибудь в горах. Проще всего, и правда, найти ее дома. По асфальту перейдите кладку через реку и сразу направо, почти до конца дороги, там есть улица Полевая. Спросите, Серафиму Ивановну знают все, вас проводят… Но лучше всего дождитесь вечера, сейчас навряд ли кто там есть.
— Спасибо, большое спасибо!
Тамара вышла на улицу, но торопиться идти к дому Серафимы не стала. Она перешла мостик через быструю речку, вода которой была так чиста, что можно было пересчитать камни на самом дне, и присела на гладкий, будто отшлифованный серый ствол какого-то дерева, вынесенный на берег во время паводка. Солнце только-только перевалило за полдень. Едва наступивший октябрь начинал раскрашивать теплыми осенними цветами тополя, свет падал почти вертикально на их листья, и от этого деревья казались прозрачно-золотыми, а небо — ослепительно-синим, словно раскрашенным яркой ультрамариновой краской. На склонах окрестных гор среди темно-зеленых сосен и пихт виднелись желтые пятна осиновых и березовых зарослей, как будто какой-то художник писал картину темперой, но так и оставил незаконченным этот наполненный светом осенний сюжет…
«А здесь и правда хорошо,» — подумала Тамара, вспоминая прошлые рассказы Кирилова об этих местах. «Когда-то он меня звал сюда с собой в отпуск, а я не захотела… глупая… Может быть, тогда вся жизнь пошла бы иначе…»
Уходить с берега реки не хотелось, Тамара прислонилась к ветке ствола и долго сидела так, греясь нежаркими лучами осеннего солнца. Когда день стал клониться к закату, она быстро встала, взглянула на часы. «Уже можно идти,» — решила она и направилась туда, где жила Серафима.
Дом Серафимы Тамара нашла довольно быстро с помощью игравших на улице ребятишек. Она нерешительно подошла к калитке, несколько раз глубоко вздохнув, постучалась, но войти во двор не решилась: в будке недовольно зарычала собака. На стук вышла пожилая женщина. «Скорее всего мать Серафимы,» — решила Тамара.
— Вам кого, — негромко спросила женщина.
— Мне Серафиму… Серафиму Седогину. Она здесь живет?
— Здесь, здесь, це моя дочка… А вы, чи не со станции? Сейчас позову, она только что с работы.
Мать вошла в дом и громко позвала:
— Сима, это к тебе! Наверно, от Максима весточка!
Услышав знакомое имя, Тамара похолодела и почувствовала, как до боли сжалось сердце, кровь застучала в висках. На секунду ей показалось, что она вот-вот потеряет равновесие и упадет. «Значит все- правда», — подумала она.
В это время на крыльцо дома вышла
— Вы ко мне? Проходите, пожалуйста!
Тамара, пристально посмотрев на Симу, вошла во двор.
— Я бывшая жена Кирилова, я должна с вами поговорить, — сказала она и решительно села на скамейку. Сима замерла от неожиданности и продолжала стоять на крыльце, не решаясь отойти от двери дома.
— Пожалуйста, сядьте, — попросила Тамара, — мне и так очень трудно говорить!
Сима, наконец, сошла во двор, опустилась на противоположный край скамейки.
— Я знаю, — продолжала Тамара, — Максим наверняка говорил вам, что был женат и это правда. Правда, но не вся. Все эти годы он не порывал со мной, мы часто встречались, и наши… близкие отношения не прерывались по-прежнему. Я надеюсь, вы меня понимаете. Мы оба давно знаем, что совершили большую ошибку, мы собирались ее исправить. И вот…вы. Зачем? Неужели вы не понимаете, что ваши жизни и судьбы несовместимы? Кирилов — блестящий ученый с большим будущим. Что он будет делать здесь, в этой глуши? Доить после наблюдений корову? Косить сено? Или для вас это просто шанс выбраться отсюда? Я понимаю, вы — красивая женщина и Максим, конечно, мог увлечься. Но, увы, он таков, как и все мужчины. Им всегда нужны развлечения! Вы ведь достаточно взрослый человек, чтобы это понимать! Я прошу вас, оставьте его в покое!
Тамара замолчала и зло посмотрела на Симу. Сима сидела побледневшая, с дрожащими от волнения губами.
— Вы можете думать обо мне что угодно, — ответила она, — но если вы действительно любите Максима, не говорите о нем так гадко! Я вам не верю. Если бы он вас и правда любил, вы были бы в нем уверены и не помчались бы за тысячи километров только для того, чтобы уговорить меня от него отказаться.
Тамара почувствовала, что ее поездка может в один момент кончиться провалом. Серафима оказалась вовсе не той деревенской дурочкой, образ которой Тамара построила в своем сознании.
— Вы можете мне не верить, — снова заговорила она. — Но вам придется объяснить самой себе, откуда я узнала о вас, о ваших отношениях с Кириловым и даже о том, где вас найти. Впрочем, можете не трудиться, Максим все рассказал мне сам.
Сима молчала. Тамара медленно встала со скамейки и вышла за калитку, не сказав больше ни слова. «Ну что ж, ложь может быть и во благо,» — подумала она. Она уже знала, что этот бой выигран, дальше все будет зависеть только от нее самой…
А Серафима еще минуту молча и неподвижно оставалась на скамейке, потом уронила голову на руки и заплакала горько, навзрыд, как может плакать только обманутая женщина, потерявшая короткое и мимолетное счастье.
11
Комета Кирилова неумолимо приближалась и выглядела на снимках уже не просто как туманное пятнышко, а как небесное тело со вполне различимой структурой. Информация о наблюдениях неожиданной небесной гостьи, имя ее открывателя замелькали в прессе, и Кирилову приходилось давать по этому поводу интервью самым разным изданиям. Поначалу это было даже приятно, но когда он прочитал одну за другой несколько статей в журналах и газетах, то почти ужаснулся. Пытаясь перевести на доступный язык сложную для непосвященных суть предстоящих исследований, репортеры, нисколько не смущаясь, допускали такие искажения и фантазии, что Кирилову было иногда стыдно поднимать глаза при встречах с коллегами.