Год чудес
Шрифт:
Предоставив матери слизывать со шкуры ягненка остатки желтоватого плодного пузыря, мы спустились к ручью, чтобы смыть с себя слизь и кровь. Вода бежала по сланцу, пенясь и журча. После стольких трудов нам было жарко, да еще и солнце припекало, поэтому я раздела Джейми донага, чтобы он поплескался в ручье, а сама, подобрав юбку и стянув чулки, выстирала его сорочку и свой передник и развесила их сушиться на кусте. Затем, сняв косынку с плеч и развязав чепец, я села на плоский камень, погрузила стопы в воду и дала Тому грудь. Поглаживая его пушистую маковку, я наблюдала, как Джейми играет в прохладной воде. Джейми как раз достиг того возраста, когда, глядя на своего малыша, мать понимает,
Размахивая руками, чтобы удержать равновесие, Джейми скакал с камня на камень в погоне за юркими синими стрекозами. Одна из них села на ветку, валявшуюся возле моей руки. Прозрачные крылышки с прожилками радужно переливались на солнце, точно витражи в нашей церкви. Легонько коснувшись ветки пальцем, я ощутила частые подрагивания, а прислушавшись, уловила слабое жужжание крыльев. Внезапно стрекоза взметнулась в воздух и спикировала на пролетавшую мимо осу. Ноги, с виду хрупкие ниточки, железной хваткой сомкнулись на тельце осы. Мощные челюсти пожрали ее прямо в полете. Вот так, беззаботно подумала я. Рождение и смерть, нежданно-негаданно.
Я откинулась на спину и закрыла глаза. Должно быть, я на минутку задремала, не то я бы уж точно услышала тяжелую поступь с той стороны, где росли деревья. Так или иначе, когда я открыла глаза и поймала его взгляд, поднятый от книги, которую он держал в руках, мистер Викарс уже подошел почти вплотную. Я подскочила на месте и принялась судорожно шнуровать корсет. Том распахнул розовый ротик и завопил от негодования из-за того, что его оторвали от груди.
Священник вскинул руку и ласково улыбнулся.
– Он вправе сетовать на мое вторжение. Прошу, не тревожься, Анна. Я вовсе не хотел застигнуть тебя врасплох. Я так увлекся книгой и прелестью этого дня, что попросту вас не заметил.
От неожиданности и смущения я не нашлась что ответить. К моему изумлению, он не пошел дальше, а уселся на соседнюю глыбу и, стащив сапоги, окунул стопы в ручей. Затем зачерпнул пригоршню прозрачной прохлады, плеснул себе в лицо и пробежал пальцами по длинным черным волосам. Подставив лицо бликам света, он прикрыл глаза.
– Как легко чувствовать благость Божью в такой день! – прошептал он. – Порой я спрашиваю себя: зачем мы запираемся в церквях? Разве может человек создать хоть что-то столь же одухотворяющее, как это местечко?
Я по-прежнему молчала, дура дурой, не в силах овладеть собой и придумать ответ. Том извивался и громко плакал. Мистер Момпельон протянул к нему руки. Я была озадачена, но позволила ему подержать малыша. Каково же было мое удивление, когда он умело взял его на руки, упер подбородком себе в плечо и стал похлопывать по спинке. Том почти тотчас перестал плакать и обильно срыгнул. Преподобный рассмеялся.
– Я многому научился, заботясь о младших сестрах. Мужчине должно держать ребенка прямо, чтобы малыш не искал сосок. – Прочитав изумление на моем лице, мистер Момпельон снова засмеялся и добавил: – Не думай, будто жизнь священника протекает исключительно среди высоких слов, произнесенных с высокой кафедры. – Он кивнул в сторону Джейми, который увлеченно строил плотину из веток ниже по течению, не обращая на нас никакого внимания: – Все мы поначалу голые дети, играющие в грязи.
Сказав это, он отдал мне Тома,
– Мне жаль тех, кто живет в городах и не умеет все это любить: сладкий запах водных растений и простые, каждодневные чудеса творения. Именно о подобных чудесах я и читал, когда потревожил вас. Не желаешь послушать отрывок из моего текста?
Я кивнула, и он открыл книгу.
– Это трактат Блаженного Августина, монаха и великого богослова прошлого с Варварийского берега Африки. Августин рассуждает о том, что мы имеем в виду, говоря о чудесах.
Я уже не помню всего, что он читал. Зато помню, как его голос сливался с пением ручья, что придавало словам особую музыкальность.
«Подумайте о смене дня и ночи… о том, как осенью опадает листва, а весною возвращается снова, о бесконечной силе семян… а затем дайте мне человека, который видит и ощущает все это впервые и не лишен дара речи, – чудеса эти восхитят его и потрясут до глубины души» [13] .
Мне хотелось послушать еще, и если бы я так не робела при нем, то непременно попросила бы продолжить. Хотя я ежедневно трудилась в его доме, запросто беседовать я могла лишь с его женой. Не то чтобы он был ко мне строг, вовсе нет, однако его так занимали высокие материи, что мелкие домашние события совершенно ускользали от его внимания. Я старалась не путаться у него под ногами и могу с гордостью доложить, что почти не давала ему повода меня замечать. Вот и теперь молчаливо и мечтательно я смотрела в пустоту. Прочтя в моем отрешенном взгляде скуку или непонимание, он поспешно поднялся, взял сапоги и сказал, что не станет долее навязывать мне свое общество и что его ждут дела.
13
Из трактата «О пользе веры».
Тут уж я нашла в себе силы поблагодарить его – и от всей души – за то, что он счел возможным поделиться со мной этими великими мыслями.
– Ибо для меня непостижимо, как такой благородный мыслитель мог найти единение с такими простыми вещами, как почва и смена времен года.
Священник ласково улыбнулся.
– Миссис Момпельон говорила, что у тебя живой ум. Полагаю, она не ошиблась.
На этом мистер Момпельон со мной распрощался и отправился домой. Я еще немного посидела с детьми у ручья, размышляя о том, что сказанное про Августина верно также и про нашего священника и до чего же странно, что такой добрый и отзывчивый человек попал в наш приход.
Наконец я кликнула Джейми, и мы тоже направились к дому. Всю дорогу он ласточкой нырял в овраги и возвращался с пригоршнями растрепанных запоздалых цветков шиповника. Когда мы оказались у крыльца, Джейми потребовал, чтобы я ждала снаружи, а сам забежал внутрь.
– Мам, закрой глаза! – взволнованно крикнул он.
Я послушно ждала, закрыв лицо ладонями и гадая, какую игру он затеял на этот раз. Он шумно взобрался по лестнице, двигаясь на четвереньках, точно кутенок, как делал всегда, когда спешил. Вскоре над головой у меня со скрипом отворилось окно.