Год длиною в жизнь
Шрифт:
– Уходи, Мишка! – со злыми слезами в голосе выкрикнула Валентина. – Ты свою жизнь загубил, еще мою загубить норовишь!
– Не уйду, пока не дашь денег, – упорствовал «родной муж».
– Уходи!
– Не уйду!
– Ну вот что, мне это надоело, – вмешалась в беседу супругов Рита.
Валентина, видимо, решила, что она сейчас повернется – и бросится вон из дома, потому что вдруг метнулась к ней с протянутыми руками и с таким умоляющим выражением лица, что могла бы даже растрогать Риту, когда бы та не
– Сколько денег вы хотите? – спросила она дядю Мишку.
От неожиданности тот замер и сидел на коричневой клеенке молча, уставившись на нее во все глаза.
– Сколько?
– Ну… три рубля, – пробормотал наконец инвалид. – На бутылку.
Рита мысленно заглянула в свой кошелек. Такой суммой она располагала. У нее в кошельке, кроме выданных Федором Лавровым ста долларов, имелось – благодаря щедротам все того же Федора Лаврова – еще пятнадцать рублей. А что, деньги немалые! Как она недавно прочла в «Правде», пенсия у некоторых жителей русских деревень равнялась именно такой сумме.
– Если я дам вам три рубля, вы уйдете?
– А чего ж! Уйду, – кивнул дядя Мишка.
– А если я вам дам… еще три рубля, вы можете мне кое-что рассказать?
– Лучше я спою, – сказал дядя Мишка с тем же выражением, которое не сходило с лица его «родной жены». И немедленно завел:
Это было под городом Римом, Молодой кардинал там служил…– Погодите, я это уже слышала, – поморщилась Рита, доставая кошелек. – Это вы мне уже пели. Вы расскажите…
– А ведь я тебя помню! – вдруг заявил дядя Мишка, глядя на нее с изумлением. – Я тебя видел! Ты по Свердловке с Гошкой Аксаковым гуляла, то есть…
– С Поляковым! – с мстительным выражением выкрикнула Валентина. – Какой он Аксаков? Это Ольгина фамилия Аксакова, а отец его был Поляков, майор Поляков.
– Майор чего? – быстро спросила Рита.
– НКВД!
– Что?
Она вдруг так ослабела, что выронила кошелек. Дядя Мишка сорвался с места, невероятным образом перегнулся через костыль, поднял и подал его Рите. Она машинально открыла его, достала зеленую трешку, потом еще одну и отдала инвалиду. Дядя Мишка умиленно всхлипнул и аж прижмурился.
– Может, тебе еще чего рассказать, а? – спросил прочувствованно. – Ты мне еще одну трешку дай, я видел, у тебя есть, а я тебе еще чего-нибудь расскажу. Хочешь, расскажу, как его Ольга рожала? Он даром что сейчас мелкий – ребеночком-то был большой, четыре кило с половиной, как щас помню. И голова большая. Ольга так тяжело рожала! Я ей говорю – ты кричи, кричи, легче будет, – а она молчит. Слезы в три ручья, губы все искусала, но молчит… А потом бормотать стала: миленький мой, хорошенький, родись
Кошелек упал снова.
– Ну что, долго мы тут торчать будем? – сердито спросил молодой человек, сидевший в зеленом обшарпанном «Москвиче». – Думаю, пора уже, – ответил шофер, все еще стоявший в согнутой позе под крышкой капота. – Самое время. Там, наверное, уже и дело вовсю идет, и деньги уплачены. Сейчас мы их, голубчиков, тепленькими возьмем – за криминальный аборт и за незаконные валютные операции. Сейчас мы эту иностранку… на месте преступления! – Он захлопнул крышку капота. – Пошли!
– Пошли! – кивнул второй парень, с готовностью выбрался из кабины, попрыгал, разминая ноги, азартно побоксировал с тугим теплым ветром. И замер: – Какого черта…
Дверь теремка на улице Дальней распахнулась, и на крыльцо вылетела та самая иностранка, которую собирались взять «на месте преступления» шофер и пассажир «Москвича». Она оттолкнула кого-то, кто явно пытался втащить ее обратно в дом, и крикнула:
– Раздумала! Не буду! Я же говорю, что не буду! Отстаньте от меня!
Она с силой шарахнула дверью о косяк, и, видимо, захлопнулся английский замок. Из-за двери мужской голос крикнул:
– Дай еще трешку! Я тебе еще что-нибудь расскажу!
Но иностранка не слушала. Слетела по ступенькам и, размахивая сумкой, кинулась прочь от дома. Но, выскочив на дорогу, замерла, растерянно озираясь, будто забыла, в какую сторону идти.
Молодые люди прыгнули в свой «Москвич» и замерли. Ситуация возникла нештатная, заранее не предусмотренная. Как тут быть, они совершенно не представляли.
– Надо позвонить, связаться с начальством, – пробормотал шофер. – Не знаешь, где тут поблизости есть телефон?
– По-моему, только на площади Горького, возле Дома связи, – пожал плечами пассажир. – Да ты только посмотри, что делается!
Темно-синяя «Волга» – та самая, которая отъехала отсюда каких-то полчаса назад, – лихо завернула в улочку, резко тормознула. Дверца распахнулась, из машины выскочил молодой человек в белой рубашке и черных брючках, весь такой франтоватый, принаряженный, словно с танцплощадки сорвался, – и замер напротив иностранки. И она замерла.
Они молча смотрели друг на друга.
– Ты с ума сошла, – проговорил наконец Георгий. – Ты просто с ума… Как ты могла это сделать? – И заорал: – Как ты могла?!
Рита испуганно моргнула.
– Ты уже это сделала? Ну, говори! – надсаживался Георгий. Казалось, еще минута – и он ее просто убьет.
Рита отшатнулась. Покачала головой:
– Я ничего не сделала. Я испугалась. Я… передумала. – И вдруг спохватилась: – А ты откуда знаешь?
Словно бы только сейчас Рита заметила «Волгу».
– Федор, ты… Зачем ты это…