Год из жизни соседской принцессы
Шрифт:
7 августа
Большое апельсиновое дерево в саду зацвело! Это невероятно, я не знала, что так бывает! Апельсины еще не созрели, говорят, собирать будут только к октябрю, но они уже довольно крупные! И это похоже на чудо: вот так, на одной ветке, рядом - налитые соком плоды и снежно-белые лепестки. А аромат какой! Наверное, так пахнет в Раю…
Я смотрела на это дерево, и мне думалось, что это знак: я и Ф., Ф. и я, его зрелость и моя нежность – вот так же мы пойдем по жизни, как золотые апельсиновые яблоки рядом с душистыми лепестками…
Кстати,
11 сентября
Сегодня ровно полгода, как я живу в монастыре святого Каледония. Марго, моя душечка, совсем загрустила: конечно, житье здесь – вовсе не то, к чему она привыкла во дворце: балы, сплетни, кавалеры… Для меня она всегда была больше, чем просто камеристка: не забывайте, она моя молочная сестра. Так что веселья, которого была полна моя прошлая жизнь, перепадало и ей. И если сейчас я, по крайней мере, знаю, чего жду и ради чего сношу лишения, то ей-то пришлось страдать только из-за своей госпожи. Из-за меня, словом. Не могу сказать, что меня это не тревожит. Скорее бы прошел этот несносный год, а там, глядишь, обвенчаемся мы с Ф. – я и ей найду достойного супруга.
Грустно мне что-то. Две недели нет вестей. Последняя записка меня встревожила, все в ней было не так. Что именно – не скажу, но… Какая-то небрежность… или торопливость слога… Он забыл меня?! Ах, если бы перечесть письмо, если бы перечесть!..
3 ноября
Стало холодать. Сегодня утром на траве видела первый иней. Молилась святому Каледонию: ведь я под его крышей, не послал бы он мне утешения?.. Хотя бы из простого гостеприимства… Матушка пишет, чтоб я набралась терпения. До весны осталось совсем чуть-чуть… Решиться, писать к ней – спросить, что с Ф.?.. Боже, боже мой, какая тоска.
16 ноября
Филипп! Нет, нет, я не могу поверить! Господи, нет, пусть это будет ложью!.. Пожалуйста!.. Филипп, Филипп, филипп, фили … (край страницы оборван, нескольких листков не хватает)
4 декабря
Я дома.
Думала, уже не вернусь к этому дневнику, – слишком больно читать. Слишком больно вспоминать те недолгие дни, когда я была счастлива. Казню себя, что писала так мало, так редко! И так остро ранят душу мои же слова… Снова и снова в памяти его глаза в лучиках морщин, его голос, тепло его тела, бархат его колета под моей горячей щекой… Хотела сжечь тетрадь и… не смогла. Сунула в сундук, под платья.
А сегодня матушка велели Марго проветрить голубое и примерить, не мало ли оно мне в груди – его мне велено надеть на Рождественский бал. Пресвятая дева, я так испугалась, что она побежит выполнять приказание тотчас и моя маленькая тайна будет раскрыта. Но ничего, успела достать. И вот сейчас, пока Марго там хлопочет со щетками и булавками, снова села за бювар…
…Продолжаю. Марго отвлекла, прибежала показать, из какого кружева будет делать вставки. Такая забавная. Глаза горят, даже разрумянилась. Ей на этот бал одним глазком глянуть –
Принцесса! В сказках, которые рассказывала нам с Марго моя кормилица, девушки всегда мечтают стать принцессами. И я слушала и думала: как же мне повезло, ведь я и есть – Принцесса! Моя жизнь – сказка, сразу, без испытаний и невзгод! О, какая наивность. Как горько я заблуждалась и как жестоко наказана.
Быть принцессой – это значит отречься от всего, что даровано простым смертным. Это значит, тебе остается только ложь. Предательство. И долг. И ты должна стиснуть зубы и улыбаться. Потому что ты – Принцесса. И плевать, что сердце разрывается от боли.
10 декабря
Нет, я все-таки должна найти в себе силы и написать здесь, что тогда случилось. Слишком трудно носить это в себе. Поговорить не с кем, я ведь даже на исповеди сказать об этом не могу… Но я сойду с ума, если буду молчать и дальше.
При дворе раскрыли заговор. Готовилось свержение короля – говоря простыми словами, папу пытались убить.
Слава Святой Деве, папина охрана не зря ест свой хлеб. Заговор был раскрыт, преступники схвачены, угрозы больше нет. Только и надежды больше нет. Моя жизнь разрушена навсегда. В центре заговора был Ф.
Все, что между нами было, все, от первого слова, от первого взгляда на том балу, когда он впервые пригласил меня на менуэт, до последней строчки в его последнем письме – все, все было ложью. Он не любил меня. Никогда не любил. Ему нужна была только власть…
Женившись на мне, он надеялся получить и трон… Но… Отец подписал хартию о том, что преемником может быть только мой сын… А если бы я родила девочку?.. И тогда Ф. решился пойти ва-банк.
Не могу поверить, что это происходит со мной… Его бы казнили, казнили на площади. Но он успел раскусить перстень с ядом, который предназначался для папы, и… и его больше нет. М., де Ла Р., Д. и Н. Д. Х. арестованы. Анну Д. Х. я собиралась пригласить подружкой невесты…
Как будто страшный сон.
23 марта
Была на аудиенции у папеньки. Как мне хотелось упасть ему в колени, и рыдать, и просить прощения! Но я не осмелилась. Он держался со мной так холодно, так холодно! Дура я, дура, как я могла так его подвести!.. Это счастье, что нашу помолвку не успели огласить. Такой позор… Но теперь моя судьба решена. Я все искуплю. Я записала папенькины слова для себя. Вот что он сказал: «Если моей дочери угодно быть разменной картой в чьей-то игре, пусть это будет моя игра».
Наши морские границы с Анжарией неспокойны, спорные острова на западе были предметом преткновения со времен моего деда, Августа Храброго. Отцу удалось добиться варианта раздела, который устроил обе стороны. Но теперь его надо скрепить. Кровью.
Хаха, я перечитала: как зловеще звучит. Но, в общем, это так и есть: чтобы укрепить наши границы, нужно принести человеческую жертву. Меня.
Я выхожу замуж за лорда Антуана Андерсена, принца Анжарии и Верхней Пантойи.