Год кометы и битва четырех царей

Кункейро Альваро

— И сошлемся на парижские театры, где такие прозванья в моде…

— И пусть она будет пухленькая, только чтоб ноги были стройными…

— Она должна улыбаться…

— Разумеется! Какое это наслаждение — намыливаться таким мылом! Художник, что рисует золотые буквы на траурных венках, пусть для вдохновения сходит в заведение Калабрийки. Выдайте ему пятнадцать песет…

— Это же мало!

— Пусть для экономии ограничится созерцанием!

Месяц за месяцем проходили спокойно, в городе и окрестностях не случалось ничего чудесного или необычайного, что позволило бы заподозрить влияние кометы. Было несколько случаев кори в аристократических семьях в мае, а в июле одного пса посчитали бешеным. Его загнали в угол и пристрелили четырьмя выстрелами. Не слыхать было, чтобы он кого-нибудь покусал, однако через две-три недели взбесилась коза. Она входила в дома, если двери были открыты, ухитрялась иногда залезть на крышу, а если не могла

взобраться, то быстро спускалась и шла искать другую открытую дверь. Она была швейцарской породы, с длинными острыми рогами. Набросилась на другую козу, свалила ее на землю и забодала. Ее тоже пристрелили. Но до этого однажды она носилась как сумасшедшая по террасе в доме богача, торговца зерном, и подцепила на рога веревку, на которой сушилось белье. Коза с испугу взбрыкнула и сверзилась во двор, где стояли мешки с русским зерном, вся окутанная бельем. Дочь торговца бросилась за ней, чтобы спасти свое белье: пояс с подтяжками, лифчики и кружевные панталоны, расшитые по кромке голубыми цветочками. Капрал Солито остановил девушку и сказал, что, если на белье осталась кровь или слюна козы, его надо уничтожить или отмочить в солевом растворе, таков приказ санитарного надзора. Дочь торговца, покраснев от смущения, прижимала свои вещички к груди. Наконец уступила требованию властей предержащих и только попросила капрала обращаться с ее бельем поосторожней. Это была полная брюнетка с высокой грудью, очень живая, она знала много модных куплетов, которые напевала, когда причесывалась у окна, а когда облокачивалась на подоконник, показывала впадинку между грудями; черные косы свешивались на вывеску, возвещавшую, что здесь торговый дом «Тито Рикоте, русская пшеница». Торговец посчитал, что нанесен ущерб чести его дочери: весь город только и говорил, что о кружевных панталонах Роситы, дочери Рикоте, — не подарок ли это жениха, который к ней сватался, это был сын весьма зажиточного крестьянина.

— Ну, если уж это подарок жениха, то не из зажиточных крестьян, а из благородных горожан. Мельчает наша знать! — заявила некая вдова из семейства Урсино.

— Многие поразъехались, по заграницам путешествуют, — заметила мать второго консула.

Рикоте решил, что дочь должна принять покаяние, и поместил ее на год в монастырь, дав ей с собой самую что ни на есть бедную одежду, но через полгода девушка сбежала из монастыря с тем самым капралом Солито, потому что он писал ей нежные письма, просил прощенья за свою оплошность и предлагал поправить дело, женившись на ней. Рикоте разыскал парочку в лесной хижине и понял, что теперь уж ничего не поделаешь; сыграли свадьбу, а наутро, когда во двор понаехали возчики из пекарни за зерном, на ту террасу, где когда-то бесновалась коза, из спальни молодых вышел Солито и повесил на самую высокую веревку кружевные панталоны с голубыми цветочками, на которых теперь действительно красовались три Кровавых пятна. Горожане принялись горячо обсуждать невинность Роситы, задавая вопрос, как ухитрился Солито лишить новобрачную невинности, не сняв с нее этих самых панталон. Солито выгнали с военной службы, и он стал помогать тестю в торговле. Однако подал прошение, и ему разрешили надевать парадную военную форму по большим праздникам. Но это уже другая история, не имеющая никакого отношения к году кометы. А коза, как выяснилось впоследствии, действительно была укушена бешеной собакой, и комета тут была ни при чем. К тому же до той поры комету не удавалось разглядеть даже дамам, выходившим на плоскую крышу с театральными биноклями, и где уж было козе разглядеть ее невооруженным глазом.

В таверне Лысого посетители, смакуя красное, переговаривались между собой.

— Вы не замечаете, господин капитан, что вино вроде стало получше?

— Это, должно быть, оттого, что холода нынче кончились в мае!

— А не от действия кометы? Она уж, верно, недалеко.

Слух о том, что вино стало лучше, разошелся по городу, и торговля у Лысого пошла бойчей. Появился приглашенный муниципалитетом дегустатор, высокий розовощекий блондин с живыми глазами; поначалу он специализировался на бретонском мускате, потом стал пробовать все вина без разбору. Расхаживал по таверне, похлопывая пузатые бочки, и рассказывал о винах, какие ему довелось попробовать в молодости, когда он разъезжал по разным провинциям.

— Может статься, — говорил ему Лысый, — что и эти наши вина сродни тем, что ты пробовал.

Хозяин таверны обхаживал дегустатора, надеясь добиться от него признания, что на его вина действует комета.

Дегустатор, напевая что-то себе под нос, облокачивался на бочку и требовал, чтобы для такого благородного вина ему принесли и бокал потоньше.

— Обхожденье, что поделаешь, — шепнул он на ухо капитану.

Наконец он закончил вступительную часть церемонии и начал пить. Пил молча, полузакрыв глаза. Почмокал языком, поставил бокал на бочку и заткнул уши указательными пальцами, словно прислушивался к тому, что происходит у него внутри, как вино расходится по всему телу и какой голос подает.

— Эти вина не в своем естественном состоянии! — изрек он.

— Комета? — жадно спросил Лысый.

— Скорей всего, ее это дело!

Лысый довольно потер руки. Обратился к консулам с просьбой опечатать его бочки и отпускал вино только в розлив даже самым старым завсегдатаям. Один лишь капитан уносил бутылку домой, чтобы поделиться с женой, у которой благодаря новым, целебным свойствам вина восстановились естественные женские отправления, и она забеременела. Тут уж дело ясно: комета! С этого времени стали появляться и другие признаки, и люди поневоле стали чего-то ждать. Капитан беседовал с каноником.

— Вспомним

Амбруаза Паре [35] ! Начертайте на животе вашей супруги спираль, дабы облегчить появление плода на свет.

— Первые роды в пятьдесят! — подчеркивал капитан, качая головой.

— Плод может появиться на свет с рогами, с густыми волосами на животе и в паху и всем прочим, что полагается мужчине. Рога — это не так страшно, их можно срезать, а прочее — послать в музей, дабы увековечить этот случай, perpetuam rei memoriam [36] , спираль начертайте несмываемой черной краской, чтобы знак не исчез после принятия ванны!

35

Амбруаз Паре (1517 или 1509–1590) — французский хирург; сыграл значительную роль в превращении хирургии в научную медицинскую дисциплину.

36

Вечная память об этой вещи (лат.).

— А что еще может родиться?

— Кометы непредсказуемы! Может появиться на свет говорящий мешок с жиром, как это случилось в Богемии с одной крестьянкой в шестьдесят втором году! Когда из мешка вышел весь содержавшийся в нем воздух, он умолк. Его подкачали с помощью клизмы, и он снова заговорил, но сумел произнести одно лишь слово: «Прощайте!» Завод кончился! Плод окрестили sub conditione [37] , и по завершении обряда он, уже мертвый, перевернулся, и это убедительно доказывает пользу крещения в подобных случаях.

37

Условно (лат.).

Однажды в августовский день в три часа дня пошел дождь, и капли, едва коснувшись земли, отскакивали, как мячики, иподнимались обратно в воздух до самых крыш, образуя красноватые облака. Теперь уже действительно начался год кометы.

I

Паулос подал прошение Их Превосходительствам Господам Полномочным Консулам Города. Сначала не мог решить, написать его по-латыни или на официальном языке города, потом склонился к последнему. Он ходатайствовал о разрешении поступить в Астрологическую коллегию, ссылаясь на знания, полученные в Академии Сфорца [38] в Милане, и претендовал на вакантное место, которое раньше занимал составитель гороскопов Северо Лопес, по должности именовавшийся Лупино Алеалогом: Лупино — как производное от «Лопес», «Алеалог» — из-за написанного им двухтомного трактата, где ставился вопрос: о каком роде судьбы или жребия (по-латыни — alea) мог думать Юлий Цезарь, когда, перейдя Рубикон, произнес знаменитую фразу: alea jacta est [39] . В последние годы жизни Лупино большую часть времени посвящал досугу, лишь три раза в год составлял гороскоп для племенных боровов. Их хозяева рассчитывались с ним окороками и корзиной фиг после сбора урожая, ибо там существовал обычай выращивать в загонах две-три смоковницы, чтобы в их тени держать свиней, когда к ним приводят борова. Считалось, что тень способствует плодовитости. Паулос Либерадо, воспитанник Фахильдо, если его примут, будет по должности именоваться Паулосом Соискателем. В своем прошении Паулос ссылался также на свое детское увлечение звездами, он изучал, например, по древнегреческому методу зависимость между утренними и вечерними Плеядами и погодой на море, между утренней звездой и урожаем, Альдебараном и числом самоубийств и так далее. Позже он изучал haruspicini et fulgurates et rituales libri [40] со своим опекуном Фахильдо, а в Академии Сфорца — трактаты о взглядах этрусков на молнию, о гадании на муке, о комете 44 года до н. э., десятого и последнего года эры этрусков; о том, что рассказывает Плиний Старший («Естественная история», II, 140) о Порсене, царе-чудотворце, который вызвал молнию на чудовище, опустошавшее Волсинии [41] . И наконец ссылался на свою диссертацию (maxime cum laude [42] ), посвященную быку, который в 192 году до н. э., в правление консула Гнея Домиция, вдруг заговорил и сказал: «Roma, cave tibi» — «Рим, берегись». Слова таких говорящих животных разные свидетели слышали по-разному, но самих животных всячески оберегали и кормили за счет Республики, ибо считали их происхождение божественным. Кроме того, Паулос упоминал о своем знакомстве с целебными травами и своей дружбе с различными хиромантами из дальних стран, которых он навещал на их островах и с которыми вел беседу, в частности, о пророчествах Святого Малахии и Нострадамуса [43] .

38

Династия миланских герцогов (1450–1535).

39

Жребий брошен (лат.).

40

Книги о предсказаниях, молниях и обрядах (лат.).

41

Порсена — царь этрусков, Волсинии — этрусский город (ныне Больсена).

42

Превосходно, с отличием (лат.).

43

Латинский вариант имени Мишеля де Нотр-Дам (1503–1566), французского астролога и врача.