Год кометы и битва четырех царей
Шрифт:
Тут я подумал, не проголодался ли он, и положил на угол карты, поближе к нему, блюдо очищенных орехов и кусок хлеба, а сам стал рядом, держа в руке бокал с вином. Цезарь приподнял блюдо с орехами и хлеб, чтобы посмотреть, какую местность я ими закрыл, и улыбнулся: «Долина Родана, — сказал он. — Flumen est Arar» [102] .
Я видел, что творится у него в голове, как будто она была передо мной открыта и все закоулки внутри черепа освещены, я видел, как сталкиваются и пересекают друг другу путь разные мысли, мысли о прошлом и мысли о новых веснах в будущем. Мысли отличались и по цвету — синие, красные, зеленые, черные, — наверно, есть такая наука, которая
102
Эта река — Арар (лат.); Арар — правый приток Родана (ныне Саон).
Паулос представил себе такое объяснение на тайном собрании консулов:
— В своем одиночестве он жаждал прикоснуться к другому телу! И я испугался, что в этот тихий вечер он будет домогаться моего тела! Ведь никого другого рядом с ним не было! Вероятно, в моем теле воплотились для него тела всех женщин и всех мужчин, которых он любил и которыми обладал, хотя, быть может, все они были для него лишь случайным сладким блюдом на каком-то празднике!
Паулос потупился, покраснел и сжал кулаки. Председатель-старейшина проглотил неизвестно которую по счету кофейномолочную карамельку, а консул по приправам и пряностям поднялся с кресла.
— И ты не пошел на самопожертвование?
Премьер-министр глядел на эту сцену с насмешливой улыбкой.
— Тише, тише, господа!
Его извечно усталый голос стлался по столу.
— Астролог, — добавил он, — не обязан докладывать, чем закончился этот эпизод!
— Я видел глаза Юлия Цезаря все ближе и ближе, — продолжал Паулос. — Одной рукой он отвел мои волосы, обнажив шею и уши. Я видел его волчьи зубы у мочки моего левого уха, а на подбородке ощущал его дыхание. Когда он погладил меня по спине, я не шелохнулся. Но почувствовал себя голым. Мой позвоночник дрожал, как только что спущенная тетива лука. Никакого вожделения я в этот миг не испытал, но догадывался, какое напряжение и какую силу таит в себе возбужденная плоть. В то мгновенье, когда самоотречение мое достигло высшей точки, у меня мелькнула спасительная мысль, и я спросил изменившимся, но твердым голосом: «Но разве ты не лишился своего тела в мартовские иды?» И мне пришлось поддержать его, так как он обмяк, а когда я опустил его на землю, он был уже мертв — рана оказалась смертельной!
— Давно пора ему было закончить описание этой сцены, потому что, хоть мы и не сладострастники… — прошептал консул по приправам и пряностям на ухо консулу по здравоохранению.
— Да, смертельной! И пока он испускал дух у меня на глазах, я сказал себе, что, быть может, моя стыдливость, моя всем известная непорочность, мое мужское достоинство, в конце концов, лишили мой город самого надежного союзника.
— Есть вещи, которые никто делать не обязан!
— Ну, бывают же мученики…
— Он был смертельно ранен! Я слышал, как его кровь падает на каменные плиты площадки. Второй раз в жизни Цезарь испустил дух. Открыл
— И он был на поле битвы?
— Был! Асад, наверно, увидел его сквозь голубой просвет в золотистой пыли, когда падал с высоты вместе с конем, видел, как Цезарь спустился с холма, чтобы вернуться на пьедестал и снова превратиться в статую из чешского мрамора.
Паулос завернулся в черный плащ и молча удалился, провожаемый восхищенными взглядами консулов.
— Запишите в протокол, что миссия выполнена в духе самопожертвования!
Весь его отчет? Ничего себе работенка для секретаря!
Среди ночных теней Паулос силился различить тень Юлия Цезаря в красных штанах, которые тот носил на зимних квартирах.
Англичанин, изобретавший головоломки, прикончив миланские макароны с сыром и промочив горло остатками пива из оловянной кружки, обсуждал с Паулосом, куда бы им поместить тень Юлия Цезаря. Судя по последним словам императора, его тень должна находиться на зеленых лугах указанного им холма, но как можно левей, чтобы и Асад увидел ее с вершины башни, и Цезарь мог бы увидеть восточного царя.
— Ты творишь Всемирную Историю! — сказал мистер Григ Паулосу.
А Паулос был озабочен тем, что до сих пор не послал никаких вестей городу и там, наверно, царит смятение от великого множества разноречивых слухов. Паулос подумал, что можно отвязать коня и он пойдет прямехонько в свою конюшню.
— А какое послание я положу в переметную суму? И додумаются ли искать его там?
— Прикрепи к луке седла флажок и на нем напиши: «Посмотрите в левой переметной суме».
— Но как я могу написать, что Давид сбежал, король Артур слишком стар, а Юлий Цезарь убит в мартовские иды и теперь существует только на холсте и в мраморе или бронзе?
— С Асадом мы расправились с помощью моей ловушки!
— Но моему городу нужна битва! Хоть ее и не было, надо написать, будто она была. А для того чтобы показать твое участие в битве — ведь это ты нарочно смешал буквы и номера на камнях разобранных мостов, — мне придется сказать, что ты — англосакс, поклявшийся следовать за королем Артуром, потому что он спас тебя от двухголового змея.
Паулос в отчаянии развел руками.
— Мне надо сказать городу, что оснований для тревоги нет и победа близка!
— А ты пошли им головоломку! Я как раз изобрел такую, какую тебе нужно, все записи у меня в дорожном бауле, только мы пошлем ее без них, чтобы трудней было решить. Речь идет о мистере Пиквике, который вышел в коридор одной из английских сельских гостиниц и, взобравшись на приставную лестницу, заглядывает в окно над дверью, поскольку дверь заперта изнутри. Кубик с окном над дверью подходит к разным пустым клеткам, ибо стены коридора увешаны на первый взгляд одинаковыми изображениями скаковых лошадей, и тот, кто не очень-то разбирается в мастях (а в этом вся загвоздка!), может поставить кубик с окном над дверью не туда, куда требуется, а когда соберет все кубики и перевернет на другую сторону, может получиться картинка, изображающая не полуодетую даму, на которую хотел посмотреть мистер Пиквик, а гусарского офицера, справляющего малую нужду из окна.
— Такое им не истолковать!
Мистер Григ молча прошелся из угла в угол. Затем сообщил о своем решении:
— Можно предположить, что офицер справляет малую нужду после битвы, во время которой ему было не до того! Тогда каждому будет ясно — победа, или, что по сути дела, то же самое: победа обеспечена, словом, твои сограждане истолкуют эту картину, как и любую другую: мы победили, воин отдыхает!
— Ну а если поставят кубик туда, куда надо, и получится полуодетая дама?
— Так она же одевается, чтобы ехать на грандиозный бал! Какой еще знак победы может быть выразительней!