Год людоеда. Игры олигархов
Шрифт:
Простившись с Офелией у дверей черного хода, Еремей ощутил серьезное желание курить. Он похлопал по карманам камуфляжа, который, конечно, ничем не мог его утешить, вспомнил про сегодняшний бой и подумал, что нужно заставить себя воздержаться. Вообще-то он уже не раз бросал курить, но через неделю-другую, а то и целый месяц начинал вновь, причем с еще большей страстью. Иногда становилось стыдно своего безволия, но молодому человеку казалось, что при настоящей необходимости он заставит себя отказаться
«Это все из-за нервов, — оправдывал себя Уздечкин. — Живу тут без всякой поддержки, что случись, даже никто из родных не узнает! Говорят, в нашей конторе уже не один пацан на сто первый откомандирован, а трудкнижки их до сих пор в отделе кадров пылятся, и никто ни гу-гу. Шито-крыто!»
Он вышел на крыльцо черного хода и посмотрел в сторону заброшенной стройки, куда окрестные проститутки постоянно водили своих клиентов. Сейчас железобетонный недострой сиял в позолоте солнечных лучей, а остальное, недоступное планете-спонсору пространство, словно в наказание, оказалось затоплено жирными фиолетово-черными тенями. Людей не было видно. Могло даже показаться, что все это нарисовано или кем-то придумано.
— Ну что, любишь ты наше крылечко золотое, откудова все, что надо, увидеть можно? — Корней Ремнев, который работал в больничном морге, объявил перед Еремеем свое лицо, похожее, по мнению охранника, на памятного ему по школьным учебникам одного из предков современного человека. — Девчонки-то тобой довольны? Калибр их твой утешает?
— А твои, Корней, курочки, потрошенные тобой, довольны? Никого еще не обрюхатил? — Уздечкин дернул головой. Было заметно, что он слегка заикается и сносная речь дается ему с некоторым усилием, выраженным в непроизвольном напряжении лица. — А что отсюда увидеть-то можно?
— Да, милок, не все ты еще понимаешь, о чем тебе толкуют. Ладно, подрастешь, когда-нибудь вспомнишь. — Санитар внимательно, даже как-то вожделенно посмотрел на охранника. — Мои-то топ-модели, дружбачок, все рядком лежат, тихохоньки, как сосиски в целлофане, — бери любую, если голову завьюжит, и к станку! Что мне в них симпатично — они за любую ласку благодарны. Не избалованы. А как они мой карман берегут! Их ни в кабаки, ни на дискотеки водить не требуется! Затраты — ноль!
— И гондонов не надобно? — Без видимого смущения улыбнулся Еремей. — И позу любую держат, да?
И откуда вы теперь, молодые, такие всеведущие? — Ремнев запустил руку в карман белого халата, поверх которого был надет ватник, и извлек сигарету. — Слышь, богатырь, курить-то будешь? Чего-то я тебя давно дымящим не видел. Ты никак бросил?
— А я теперь свои не курю, только чужие. — Охранник хлопнул себя ладонью по груди. — Угостишь — не побрезгую!
— Юморной ты парень, одно слово — Ерема! — Санитар вновь засунул руку в карман, достал вторую сигарету и протянул ее молодому человеку: — На, держи цигарку! Травись на здоровьечко!
— Твои-то девчонки эту цигарку не слюнявили? — Еремей
— Если я тебе, друган, всю правду доверю, что там у нас творится, так ты побежишь отседова аж до полюса! — Корней сунул сигарету в рот, зажал узкими и, как казалось, очень твердыми губами и потянулся к огню. — Давай уж лучше без правдивых историй. Одно скажу тебе: ты тут не первый, кто своим характером хвалился!
— А если не побегу? — Охранник с вызовом уперся взглядом в глаза санитара, которые постоянно сновали по орбитам, словно их обладатель пытался воспринимать окружающий мир в жанре клипа, а смотрели они куда-то сквозь собеседника, будто на слишком близко расположенный экран телевизора. — Мы за свои неполные двадцать два тоже кое-что повидали!
— Ну что ж, приходи ко мне, как говорится, на рабочее место. Там и посмотрим, кто из нас чего стоит. — Ремнев, кажется, собирался еще что-то добавить, но обратился уже к кому-то другому: — Вот, человек с того света, можно сказать, своим ходом вернулся. Наше местное, понимаешь, чудо света!
— Да нет. Все было не так уж страшно. — На крыльцо вышел парень, которого Еремей видел в свое прошлое дежурство: его доставили по «скорой». Он был щуплый, с интеллигентным лицом и в очках, а в больничном халате вообще походил на мультяшное привидение. — Я вначале даже и не понял, что это со мной такое приключилось! Думал, он меня чем-то облил или только одежду испортил.
— Чего, Паша, за живот-то держишься? — Еремей отщелкнул сигарету, чтобы не дымить на больного, и стал машинально подкручивать длинными пальцами светлую челку, оставленную на коротко остриженной голове. — Несварение?
— Да меня один бандюга в ресторане «Касатка» ножом пырнул. — Павел отвел от живота руку, словно проверяя, не вываливаются ли кишки, и снова вернул ладонь на место. — Хотел еще по горлу полоснуть, да мой напарник его обезоружил. Мы в одной смене на этой злосчастной подлодке в ту ночь стояли. Хорошо, что у человека чисто боевой опыт, а то бы и не знаю…
— Это на той, в которую «Норд» врезался, и они вместе затонули? — Уздечкин мельком взглянул на санитара, который теперь с нескрываемым удовольствием рассматривал Павла. — Мы там вчера тусовались с пацанами, слышали, что их, пока весь лед не сойдет, и трогать не будут. А в ту ночь один человек, которого я знаю, всю эту катастрофу своими глазами видел.
— Да, а на «Норде» в то время как раз моя мама с одним знакомым была, представляете, какое совпадение?! — Морошкин улыбнулся, словно все происшедшее носило исключительно комический характер. — Он потом ее в больницу привез, только тут ее врачи и успокоили, а то она уже себе таких кошмаров насочиняла, что просто конец света!
— Да, тебе, паря, вдвойне повезло, — заключил Корней. — Не зарезали и не утонул! Свечку поставь, если в Бога веришь!
— Втройне, — продолжил Еремей. — Он не стал твоим клиентом!