Год мертвой змеи
Шрифт:
Были и другие детали, ложащиеся в ту же колею: скажем, чуть дальше впереди чадил легкий полугусеничный бронетранспортер «МЗА1», в который попало в самом начале, когда бой еще не вышел из категории «встречного»; вокруг него валялось несколько тел, разбросанных взрывом. Горький черный дым горящих американских машин сейчас сносило прямо на них, и это было здорово — он отлично маскировал уцелевших и тот маневр, на который они рассчитывали.
— Чего?! — проорал Алексей, вновь закрутив ладонью над головой. Капитан ответил что-то, но слов было не разобрать: слишком уж далеко, да и шумно тоже. Ударившая в подбитую самоходку пуля снова со звоном выбила четкую, долго висящую в воздухе ноту — такую,
К сожалению, местность здесь не слишком подходила для танковых боев (что и было продемонстрировано полчаса назад), а сектор огня единственного действующего пулемета оказался весьма ограничен. Пока он не подпускал к подбитым машинам проявляющих разумную осторожность солдат врага, у них имелись хорошие шансы удержать позицию по крайней мере до темноты. К сожалению, несколько спрятавшихся среди елок умелых пехотинцев с автоматическими винтовками не позволяли им сделать ничего больше этого: двое убитых из остатков выручившей их роты лежали тут же, в метре или двух от стального остова, упершегося в пространство 122-миллиметровой пушкой. Это был пат. Сначала он их устраивал, теперь — нет.
— Прошла минута-то… — заметил Муса, поглядывая на майора с таким прищуром, который можно было бы назвать нарочитым, не будь он у него почти постоянным. Татарину, типы выражения лица которого Алексей отлично запомнил еще с поезда, явно было не смешно. — Может, я рискну, товарищ майор?
— Не терпится тебе? — отмахнулся тот. — Сиди, не высовывайся. Вот сейчас нам…
Борис не договорил: в небе повис раздирающий уши рев. Все пригнулись, ожидая удара, вспышки объемного пламени, — всего того, чем сопровождается пролет вражеского самолета на такой малой высоте. Но скользнувшие над головами штурмовики исчезли, не сбросив ничего, и сидящие переглянулись, разгибаясь.
— Не пришли, значит, «МиГи», — сказал Алексей в пространство. Его все еще трясло от пережитого недавно напряжения, но пробирающий уже до костей холод от брони помогал: возбуждение понемногу уходило. — Может, оно и к лучшему, конечно… Проще себя чувствовать можно… А то меня последние несколько недель и дней не оставляло впечатление, что вот-вот судьба войны решится, а тут… Как из пушки по воробьям. Корабль мой утонул, от всего экипажа три или четыре матроса уцелело, разведгруппа вон корейская — в клочья. Контратаки туда, контратаки сюда, воронки от мин по всему полю… А все ради одного пленного. И старший капитан такой довольный сидит, будто кот, сметаны наевшийся. А сидит он, между прочим, у подбитой самоходки, которая с миллион рублей, наверное, стоит. Товарищ Петров, ну скажите вы мне, ради бога — какого черта все это было?
Азиат с русской фамилией потянулся. Лицо его каждый раз вызывало у Алексея муку — эвенк он, якут, якут с русским, или это вообще не сибирская кровь, а действительно азиатская… Автомат, в котором советник не без напряжения узнал «ППС-43», лежал у него на коленях, но чтобы разведчик стрелял, он пока не видел. Даже когда их зажали перекрестным огнем и каждую минуту можно было ожидать, что ревущая цепь набегающих на них лисынмановских солдат ворвется в полуосыпавшуюся траншею, старший лейтенант продолжал наблюдать, командовать — только не стрелять.
Подошедшие в последний момент самоходки расстреляли атакующих с большой дистанции, позволив Ю с его пленным,
— Знаете, товарищ капитан-лейтенант, — отозвался старший лейтенант Петров. — Если бы вы не были старше меня по званию, я бы сказал вам: «Не нойте». Ну просто чтобы вы прекратили задавать глупые вопросы, по крайней мере, пока мы не выберемся… Говорит вам что-нибудь слово… — Он неожиданно замолчал, придвинулся ближе, согнувшись, и пальцем вывел на вытертом снегу слово «ЗАРИН».
— А? — глупо переспросил Алексей, вытягивающий шею, чтобы лучше разглядеть надпись. — Да говорит, конечно, что я, совсем, что ли… Хотя…
Он подумал, неожиданно потеряв уверенность в правильности первой своей мысли. Вряд ли инженер—старший лейтенант имел в виду Станюковича и графа Толстого — но что тогда?
— Вице-адмирал Зарин, — Аполлинарий Александрович, да?
Герой первой обороны Севастополя, но он тогда был капитаном первого ранга… Командовал артиллерией всей Северной стороны… Именно он, кажется, и предложил затопить корабли в проливе, да? Или это не тот Зарин, а который уже Сергей Аполлинариевич? Который в 1893-м разбил «Витязь» у полуострова Нахимова… И это ведь рядом совсем, да? Тот?..
За секунду в голове Алексея пронеслось что-то смазанное, из подростковых книг — про затонувшие сокровища, которые ищут сотни лет и находят в результате головокружительных операций. Образ мелькнул и пропал: последнюю фразу Алексей произнес уже менее уверенно — в том числе и потому, что разведчик захихикал, утирая рукой грязное лицо. Кроме того, его поразило выражение на лице пленного, вдруг дернувшегося так, что Ю хлопнул его ладонью по глазам, как хлопают комара.
— Ладно, — сказал разведчик, отсмеявшись. — Считайте, что вы не угадали. И, может, оно и к лучшему, как вы и сказали.
Но то, что с вашей стороны это выглядит — я имею в виду все вместе взятое — как стрельба «из пушки по воробьям» — просто здорово. Так оно и должно казаться до самой последней минуты. А лучше и вообще до упора… Дело совсем не в этом…
Откуда здесь, вплотную к линии фронта, взялся советский разведчик из «тех самых», «инженер—старший лейтенант» объяснил ему буквально в двух словах, когда нашел для этого секунду. Старший его команды, что бы она на самом деле собой ни представляла, ждал возвращения минного заградителя в Ионгдьжине, как было предусмотрено планом. Но еще по крайней мере несколько человек с полномочиями, позволяющими поднять в безнадежную атаку как минимум роту, ждали условного сигнала вдоль всего «восточного выступа» — очень надеясь, что этот сигнал не придет. То, что «Кёнсан-Намдо» может быть потоплен, похоже, расценивалось как вполне вероятное событие. Подумав, Алексей решил, что это весьма и весьма серьезно характеризует проводимую операцию и качество ее подготовки, какую бы скрытую цель операция ни имела.
Продолжить разговор им не дали: спереди-справа застучало, потом взревело разрывами. Втянув голову в плечи, они ждали. Двадцать секунд — и густо, почти без перерыва следующие друг за другом разрывы угасли. Старший капитан подал какую-то команду, и майор Чапчаков, имя которого Алексей на секунду забыл, проорал: «Встать! За мной!» Сам он задержался всего-то на мгновение, потому что, оглянувшись, запнулся взглядом за пулеметчика, бившего звонкими, длинными очередями с рубки самоходки младшего из двух братьев. «А он как же?» — подумал Алексей, и за эту секунду все уже рванулись вперед и вверх.