Год первый
Шрифт:
– Я боюсь, что… А вдруг получится как с мотоциклом? Я не хочу никому навредить.
– Просто продолжай удерживать копов на расстоянии. Впереди уже виден мост. Черт побери! Они развели мост. Я об этом не подумал, хотя и должен был.
Утратив концентрацию, Лана обернулась и с ужасом посмотрела на высоко поднятый пролет. Оценила пустое расстояние между двумя частями дороги.
– Тормози!
– Нет, нужно его опустить. – Макс схватил Лану за руку. – Вместе. Вдвоем у нас получится. Сосредоточься, любимая, как я тебя учил. Сфокусируй волю на
Лана подумала, что Макс переоценивает ее способности и решимость, но сквозь их сцепленные руки почувствовала, как их силы объединяются и резонируют. А потом влила в него всю свою магию, вздрагивая от напряжения и ощущая, как что-то внутри растет и ширится. После резкого толчка, словно от задутой свечи, перекрытие моста поехало вниз.
– Получилось! – воскликнула Лана. – Только…
– Сосредоточься. Вместе мы справимся.
Но внедорожник мчался слишком быстро, а пролет опускался слишком медленно. Сзади завывали сирены.
«Вместе, – подумала Лана. – Выживем или умрем».
Закрыв глаза, она надавила сильнее. Затем услышала глухой стук, почувствовала, как машина подпрыгнула и затряслась.
– Поднимай! – закричал Макс.
Сквозь звон в ушах, эхом разносящийся по всему телу, Лана снова напрягла силы, в этот раз толкая пролет вверх. Потом открыла глаза. На секунду ей показалось, что внедорожник парит в воздухе. Она быстро обернулась и увидела, как пролет моста поднимается фут за футом. На другом краю пропасти машина преследователей резко остановилась, взвизгнув тормозами.
– Макс, откуда взялась эта сила? Как нам удается вытворять такое? Эта мощь пугает и…
– Опьяняет? Полагаю, дело в смещении мирового баланса, в заполнении пустоты. Не знаю, но разве ты не чувствуешь сама?
– Да, да, чувствую. – Она ощущала открывшиеся перспективы и много, много чего еще.
– Мы выбрались, – успокоил Лану Макс, поднося ее руку к губам, при этом не отводя взгляда от дороги и не снижая скорости, пока джип мчался по железнодорожным путям. – Мы найдем способ переправиться. А сейчас выпей воды, бутылка в рюкзаке. И дыши глубже, а то тебя трясет.
– Те люди… Те люди пытались убить нас.
– Мы им не позволим. – Макс повернулся к Лане, его серые глаза пылали яростью. – Нам предстоит долгий путь, но мы обязательно со всем справимся.
Она усилием воли расслабилась, откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и постаралась успокоить сердцебиение, очистить сознание от застившей его пелены страха.
– Это так странно, – пробормотала Лана спустя пару минут. – За все время жизни в Нью-Йорке я впервые оказалась в Бронксе.
– Что ж, чертовски веселая поездочка вышла. – Смех Макса, глубокий и искренний, приятно удивил девушку.
Глава 5
Джонас Ворайс брел сквозь хаос приемного покоя больницы. Люди по-прежнему стекались сюда, спотыкаясь и едва переставляя ноги, словно само здание стало символом надежды на спасение. На чудо. Больные вваливались внутрь, заходясь
От пулевых и ножевых ранений, травм головы и сломанных костей.
Некоторые пациенты сидели в приемной тихо и безнадежно. Например, мужчина с семилетним мальчиком на коленях. Или женщина с пустыми глазами, которая молилась, перебирая четки. Смерть клубилась внутри их так отчетливо, что Джонас понимал: ни один не дотянет и до конца дня.
Другие зараженные требовали немедленно их принять, кричали, вопили от ярости, брызгая слюной. «Какая жалость, что они тратят последние моменты жизни на такие уродливые поступки», – думал Джонас.
То и дело между ожидавшими в приемной вспыхивали драки, но они быстро прекращались. Вирус подтачивал организм настолько, что даже атлет сдался бы, получив или нанеся пару ударов.
Медперсонал, вернее то, что от него осталось, делал все возможное.
Коек и палат было достаточно. Вот только не хватало докторов, медсестер, интернов и санитаров, чтобы лечить, зашивать раны и останавливать кровотечения.
Зато в морге мест уже не было, и трупы складывали штабелями, как бревна на лесопилке.
Куда подевались все медики? Кто-то умер, кто-то сбежал. Патти, с которой Джонас проработал в паре больше четырех лет, не стала исключением. Мать двоих детей, поклонница оглушительной рок-музыки и фильмов ужасов – чем кровавее, тем лучше, любительница мексиканской кухни, включая соус табаско, она покинула город со всей семьей еще на второй неделе эпидемии, после смерти отца, который жил в Тампе и занимался гольфом, и матери – учителя на пенсии, организатора книжного клуба и страстной вязальщицы.
Прощаясь с Патти, Джонас видел, что вирус укоренился в ней вместе со страхом и горем, и понимал, что им не суждено встретиться вновь.
Ни с ней, ни с хорошенькой медсестрой, которая обожала носить униформу с котятами и щенками. Ни с постоянно выдувавшим пузыри из жвачки санитаром. Ни с энергичным интерном, который надеялся стать хирургом. Ни с десятками других.
Они мерли как мухи. Кто-то – дома, кто-то – прямо на работе. Джонас сам привез нескольких таких. Он теперь трудился в одиночку. Как и персонал больницы, число медиков «Скорой», спасателей, пожарных, полицейских уменьшилось почти в десять раз.
Кто-то умер, кто-то сбежал.
Рейчел выжила. Прекрасная и преданная делу, доктор Хопман продолжала сражаться с волной Приговора. Заваленная работой, истощенная, она ни разу не выказала признаков страха. Джонас приходил к ней, и один взгляд на девушку дарил ему надежду.
Тогда он надолго запирался в квартире, в темноте, потому что надежда ранила.
И все же возвращался в поисках хотя бы крошечной искры света в этом жестоком мире. Но видел лишь смерть, которая бросалась на Джонаса, старалась разорвать его когтями, насмехалась над его даром видеть все и неспособностью помочь.