Год полнолуний
Шрифт:
— Странный сегодня день, — пробормотал Велемир. — Долина будто встрепенулась, как мокрый пес, и раскидывает тварей в несчетном количестве. Змеловог чересчур большой, восьмилапых не сосчитать, заставу потеряли. Нужно сегодня к оракулу идти. Не то что-то в мире происходит.
— Они нас заметят, дед, — предупредил Аристон.
— Я этого и хочу. Они, как все разорят, дальше пойдут. Если нас заметят, то за нами погонятся. Коли нет — пойдут в сторону города и такое там устроят, что пограничникам по гроб жизни от позора не отмыться будет. Давай-ка, Аристон, поближе подъедем. Пусть видят.
Все
— Бежим!!! — Старик повернул коня, послал его в галоп. Раненый паренек и девушка помчались следом.
— И д-долго на-ам так нес-ст-тись? — подпрыгивая в седле, спросила хозяйка двора.
— Пока кони выдержат, — оглянулся на нее Велемир. — Чем дальше тварей в пустыню уведем, тем дольше им назад к человеческому жилью возвращаться. А Щит должен быть уже на подходе. Он арахнопаков остановит, против него ничто не устоит.
Кони начали уставать где-то через час бешеной скачки. Восьмилапые приближались к спинам всадников медленно, но неуклонно.
— Кажется, и наша очередь пришла, — устало выдохнула девушка. — Я больше не могу.
Старик оглянулся на нее, потом на арахнопаков, потянул на себя правый повод, отворачивая коней. Девушка увидела, как от нее отделилась, как бы выросла прямо из тела, другая всадница, которая продолжила скачку, а от кобылы хозяйки остались только уши, летящие в воздухе, подобно двум бабочкам. Хозяйка двора посмотрела по сторонам и увидела еще четыре лошадиных уха и столько же — человеческих.
— Мы уходим? — осторожно спросила она.
— Да, — послышался голос Велемира. — Пусть чудища за мороком еще немного пробегутся. Он скоро рассыплется, но мы успеем ускакать. Главное, чтобы кони выдержали. Когда восьмилапые появятся снова, бедные лошадки смогут только стоять. Вот тогда и вправду наша очередь настанет.
Старый колдун позволил прорезаться в воздухе трем силуэтам только после того, как последний рыжий хищник, торопливо перебирая ногами, скрылся среди песков. Как ни хотелось всадникам помчаться во весь опор — но скакуны еле шли, тяжело вздымая бока, и никаким приказам более не подчинялись.
Между тем земля снова наполнялась гулом. Но на этот раз не ритмичным, как при бросках змеловога, а ровным и постоянным.
— О-о, ребята, сюда, похоже, Щит идет, — закрутил головой Велемир. — Давайте убираться с дороги, он своих и чужих не разбирает. Уничтожает все. А мне еще к оракулу сегодня до темноты попасть нужно. Если день умрет, про него расспрашивать будет поздно. Пора возвращаться к хозяйке границы.
Подушка накрылась в самый неподходящий момент. Впрочем, они всегда выходят из строя не вовремя. Речь идет, естественно, не о той подушке, на которой спят по ночам, а о банальной воздушной подушке автобуса марки «Икарус 260-П», в просторечии — «пешки». Видимо, двудверной красавице очень не хотелось расставаться с водителем на ночь. Ревнует, что ли? Так ведь не должна: парень он холостой, не к жене убегает.
— Сережа наш, между прочим, — с укоризной попенял машине Саша Трофимов, — посимпатичней будет,
Насчет «маленький и толстый» Саша, конечно, преувеличивал. При своих ста семидесяти пяти роста он весил семьдесят пять килограммов. Но сменщик его имел тот же вес, а по росту вымахал на две головы выше; рядом с Серегой он казался маленьким колобком. И насчет лохматости Трофимов приврал. По лености своей он носил стрижку класса «бобрик», которая не требовала причесывания вообще. Вот только в данный момент это все равно ничего не меняло.
Для очистки совести Саша вышел и направился к заднему мосту. От колес яростно шипело, словно кто-то старался свистнуть в два пальца, но никак не получалось. Трофимов открыл лючок перед правыми задними колесами, сдернул тягу уровня пола — неизменно грязный кусок ржавого прута с двумя заросшими мхом резинками на концах — и перевернул рычаг воздушного крана в верхнее положение: хоть давление из ресиверов сбрасывать не будет.
— Ты понимаешь, свинья, что я так без зарплаты останусь? — высказался Саша, несильно пнув ногой колесо. — Даже не покраснела, подлюка. Товарищи пассажиры, — поднялся он на первую ступеньку и заглянул в салон, — к сожалению, автобус дальше не пойдет.
— Как это не пойдет?! Почему?! Да что это такое, как вечер, так до дома не доехать! Хоть до остановки довезите! Почему из парка на ломаном автобусе выезжаете?!
Чтоб избавиться от криков, Трофимов взял подстилку, кинул поближе к задним колесам и с умным видом полез под брюхо машины.
Все эти вопросы пассажиры задают всегда, при каждой поломке. Можно подумать, водитель специально песочек в подшипники подсыпает! Саша терпеливо лежал на спине и вспоминал Костика с тридцать четвертого маршрута: его сегодня бабка пытала — почему полтора часа автобуса не было. А там круг двадцать минут, Костя мимо этой старушенции пять раз проезжал! А разве докажешь чего? Фиг! Только жалобы строчат. Как хорошо было бы работать в автопарках, не будь на маршрутах пассажиров!
— Хэй, зэмлак! — постучал кто-то по ботинку.
— В чем дело? — высунул Саша голову из-под машины.
— Скажи, зэмлак, гдэ улыца Ора Джани Кидзэ?
— Какая?
— Ора Джани Кидзэ.
— Без понятия! — Трофимов попытался уползти обратно, но смуглый сын знойного юга застучал по ботинку с энергичностью швейной машинки:
— Э-э, зэмлак, ты там эздишь, точно эздишь! Шэстэсат чэтвэртый сказали!
— Не знаю… — засомневался Трофимов. — Какая, говоришь?
— Ора Джани Кидзэ! Два часа эж-жу!
— Какая?
— Ай, зэмлак, Ора Джани…
— Постой… Орджоникидзе, что ли? Так остановку назад была!
— Аи, зачэм не гаварил?! Два часа эж-жу! — Южанин театрально вскинул руки и зашагал вдоль тротуара.
Выждав еще немного, Саша вылез из-под машины и заглянул в окно салона. Кажется, все разбрелись.
— Ох, накатают сегодня на меня жалобу! — вслух подумал Трофимов. — А может, и нет. По Новоизмайловскому проспекту еще один автобус ходит, да и троллейбус тоже, пассажиров разберут. А на кольцо, к платформе, в такое время никто не ездит.