Год - тринадцать месяцев (сборник)
Шрифт:
Надя! Сомнений никаких у меня не было. Кто, кроме Нади, мог искать меня? Она вернулась из Чебоксар со своих двухнедельных курсов, тотчас позвонила в Кабыр, а в Кабыре сказали, что я в райкоме, и вот она здесь и ждет меня. Так я думал, поспешая за Светланой по райкомовскому коридору. Всех моих огорчений и недоумений по поводу ее внезапного отъезда на эти курсы как не бывало. Через неделю после той самой нашей встречи, в воскресенье, я опять прибежал в Хыркасы. Я едва дождался воскресенья, я так измучился, всю неделю меня словно собаки терзали с утра до вечера, я уже не рад был жизни, и вот я прибежал в Хыркасы, я готов был просить у Нади прощения, хотя и сам не знал за что. Я уже и с Цветковым говорил о Наде,
— Надолго? — спросил я.
Иван Николаевич как-то неопределенно пожал плечами, а потом ответил:
— Недели на две…
Это я уж потом стал ревниво соображать: что это за такие курсы у школьных учителей в октябре да еще «недели на две»? Все может быть, все может быть у нас, — гак успокаивал я себя, мало ли какой приказ прислало облоно, всякий может быть приказ: повышение квалификации (но какое повышение квалификации на второй год после окончания института?!), курсы пропагандистов или агитаторов (но я не слышал, чтобы Надю это интересовало), а могли вызвать и по профсоюзной линии, да и много разных других линий, по которым могут востребовать человека в Чебоксары, очень даже много, все линии даже и учесть нельзя, а есть и такие, что и всю жизнь можно прожить и не подозревать, что они есть… И вот сейчас, пока я шел за Светланой по райкомовскому коридору, все это у меня в голове тоже провернулось, но в каком-то уже легком, удивительно ясном восторге: Надя вернулась, две недели прошло, и она вернулась, она все обдумала, она любит меня, и вот она ждет меня, и она скажет мне сейчас: «Саша, я так скучала без тебя!..» Нет, не так, а вот: «Саша, я люблю тебя, я поняла, что не могу жить без тебя!..» И у меня все дрожало в груди от предчувствия этих слов, от одной уверенности, что вот-вот я увижу Надю. Но зачем передо мной мельтешит эта долговязая Светлана? Неужели я и без нее не найду Надю?! Ах, ей интересно, ей очень интересно поглядеть на нашу встречу!..
— Она! — шепчет вдруг Светлана.
Но я никого не вижу. Вернее, я не вижу Нади! Что за шуточки? Что за розыгрыш она придумала, эта долговязая Светка?!
— Да вон же!
В самом деле, у стенда «Пятилетка в действии» стоит девушка, но это не Надя, да, вовсе не Надя. Сердце у меня упало, мне стало все безразлично, мне даже безразлично, что эта девушка называет меня по имени-отчеству, улыбается и протягивает мне руку:
— Здравствуйте…
Но я даже не смотрю на нее.
— Я — Люся… Гена Воронцов вам ничего не рассказывал обо мне?
Какое мне дело до Люси, до какого-то Гены Воронцова, я его знать не знаю, да и вообще — пошли вы все к черту, Люси и Гены… Где Надя, где моя Надя?! И я едва удерживаюсь, чтобы не выкрикнуть это вслух.
Должно быть, мой вид испугал ее, потому что она вдруг отступает назад, к фотографиям, на которых белозубыми улыбками во весь рот сияют парни с кувалдами на плечах.
— Вы… вы разве не из Кабыра?..
— Из Кабыра. Да, из Кабыра, — повторяю я.
— Мне говорили, что вы живете у Гены Воронцова.
— Ах, вон оно что! Да, я живу в доме Генки Воронцова, в доме Графа. Прекрасный парень, между прочим, чудесный, я таких еще не встречал!
— Да, его так зовут — Граф, прозвище такое…
— Это чепуха — прозвище, главное — прекрасный он парень! Редкого ума человек, исключительной, молено сказать, душевной чистоты!..
Но что это я несу? Да и кто она такая?
— А вы, извините, не знаю,
— Я… я — Люся…
— Ах, Люся! Да, да, где-то я слышал это имя… Вы, случайно, не из Чебоксар приехали? Нет? А мне показалось. Знаете, все девушки почему-то уезжают в Чебоксары на курсы… Ну, не обязательно на курсы, уезжают, знаете ли, вообще, вот я и подумал…
— Нет, я не из Чебоксар, я пришла из Сявалкасов…
Из Сявалкасов? Да, есть такое село, дорога в Кабыр как раз идет через Сявалкасы, когда я шел сюда на бюро, я проходил и через эти Сявалкасы, может быть, даже мимо ее дома проходил?
— Мы живем около школы, второй дом от школы…
— Около школы? Неужели? Вот как!.. Почему это все молодые учительницы живут возле школ?
— Нет, я не учительница, я работаю в библиотеке, это моя мама учительница.
— Она тоже уехала на курсы в Чебоксары?
— Курсы? Нет, что вы, Александр Васильевич, она дома… Извините, у вас, наверно, неприятности по работе, а я…
— Нет никаких неприятностей, даже наоборот, все чудесно.
— А я подумала… У вас такой странный вид…
Странный? Я трогаю галстук, я оглядываю пиджак.
Все на месте, все пуговицы застегнуты, на лацкане сияет институтский ромб. Шляпа? Вот она, прекрасная шляпа, куплена в Чебоксарах, в универмаге на улице Фридриха Энгельса, в самом главном универмаге!
А она смеется! Она так звонко и весело смеется, что на нас оглядываются люди и пожимают плечами: нашли место!.. В самом деле, не лучше ли нам выйти на улицу? Такая чудесная погода, с дождиком, с ветерком, который продирает до костей. Но ведь у нее есть зонтик, не правда ли? Зонтик — это хорошая защита не только от дождя, зонтиком можно заслониться от кого угодно.
Но у Люси нет зонтика! Она просто не любит эти зонтики.
— Правда, правда! Я их терпеть не могу!..
И вот мы уже идем по улице. Ведь нам по пути. До Сявалкасов километров пять, не больше, так что все прекрасно, я пройду пять километров с такой чудесной девушкой бок о бок, и кто знает, да, кто знает!.. Ведь она — Люся, да, просто Люся, она ведь не жена Графа, она сама по себе, ну а я? Я тоже сам по себе, да, теперь я сам по себе, вот так!..
— А я думала, что вы на машине приехали.
— Нет, я не люблю ездить на машинах, я люблю ходить пешком.
— И я тоже люблю ходить пешком!
Вот так, мы оба любим ходить пешком, и мы оба сами по себе, да, сами по себе, и никому не обязаны давать отчет, почему мы вдвоем идем по дороге и о чем говорим. Кому какое дело? И одно удовольствие идти с Люсей. Шаг у нее легкий, словно танцующий, и я чувствую, что идти ей и в самом деле в удовольствие, она всем телом своим живет в этом движении. Не то что Надя. В ее фигуре что-то тяжелое, этакое плотное, этакое бабье. И после первого ребенка ее развезет как бочку, как шкаф какой-нибудь, да, как сервант! Вот так, уж я-то знаю! И никакие курсы не помогут, нет, не помогут, пусть даже двухмесячные, шестимесячные, пусть даже годовые, нет, не помогут. Да и зонтика нет у Люси, и можно идти совсем рядом, да, совсем рядышком и даже рукой коснуться ее руки. В самом деле, не замерзли у нее руки? Конечно же нет, разве у такой девушки могут замерзнуть руки!.. Да, Гена, Гена, хороший парень…
— Не подумайте, я не хочу ни обвинять его, ни оправдывать, как-то так все получилось…
— Бывает, — говорю я, — семья — дело сложное… — И подобные банальности кажутся мне верхом изящества, пределом глубокомыслия!
— Если бы не то письмо, мы, может, и не так бы скоро разошлись, но это все равно было неизбежно, мы очень разные люди…
— Письмо? Ах, то самое письмо!..
— Вы читали?
— Не… Впрочем, Гена показывал, но ведь никогда ничего не поймешь с чужих слов, и если по правде сказать, в том письме вы были совершенно правы.