Год жжизни
Шрифт:
«Я не ощущаю себя человеком определённого поколения. Наоборот, я постарался расстаться в себе со всем тем, что определяло бы мою принадлежность к конкретному поколению. Люди одного поколения придерживаются признаков своего поколения. Это хорошо, удобно и по-человечески правильно. Людей одного поколения можно определить даже по тому, как они говорят. Есть определенно поколенческие слова, словечки, выражения. У каждого поколения своя музыка, фильмы, книги, люди, темы, разговоры, одежда, причёски.
Но я для себя отчетливо понял, что если буду делать литературу или спектакли поколенческие, я остро попаду в сердце тем, кто себя к этому поколению причисляет, но останусь
Поэтому в моей фонотеке практически нет той музыки, которую я слушал в юности, почти нет музыки начала девяностых. Я слушаю сегодняшнюю музыку, мне интересно сегодняшнее состояние культуры, не той культуры, которая называет себя современной, а той, которую можно назвать сегодняшней.
И поэтому то, что мы сделали в нашей новой песне, — это всё-таки не дань памяти, не поклон прошлому, не цветы на могилу ушедшим восьмидесятым, а сегодняшнее осмысление и прочувствование собственной любви. Моя юность проходила в восьмидесятые, у кого-то она сейчас, у кого-то завтра. Эпоха в этом смысле не важна, важны переживания, а переживания универсальны, без поколенческих вопросов.
Но при этом я подробно помню и эпоху, и детали, и кино, и музыку, и то, во что мы одевались, и чего хотели.
Два дня назад закончил роман, точнее, хоть я и имею к его написанию существенное отношение, закончился он самостоятельно, взял — и закончился. «Теперь предстоит невесёлая и кропотливая работа по обработке текста (половина романа пока существует только написанная на бумаге ручкой), вычитке корректуры, т. д. и т. п. Придётся много-много раз перечитывать собственный текст…
В связи с окончанием огромной работы под названием роман «Асфальт», хочу сказать следующее. С самых молодых ногтей меня удивляло то, что как только увлекаешься какой-то идеей или какая-то тема тебя сильно волнует, возникает такое ощущение, будто весь мир тоже озаботился этой темой, и часто подсказывает тебе, что ты действительно движешься в каком-то важном направлении. Удивительное ощущение.
Как пример этого приведу следующее поразительное совпадение. К прошлому моему тексту, который был посвящен созданию песни, было много разнообразных комментариев, и они были по теме. Вдруг в одном комментарии я обнаружил вопрос, который был абсолютно не по теме и непонятно как пришел в голову спрашивавшей. Когда я его прочел, не поверил своим глазам. Вот он: «Евгений, а Вы замечали, что когда смотришь на чистое небо, в глазах какой-то мусор плавает?» Сам я никого и никогда об этом мусоре с детства не спрашивал, но именно этой темы я коснулся в очень существенной части нового романа и долго над этой темой думал. Как это возможно? Откуда взялся этот вопрос именно сейчас? Поразительна жизнь!
В выходные играл спектакли. В Калининграде есть маленький театрик на 200 с небольшим мест, называется он «На Бассейной». Приятное название: сразу вспоминается «Человек рассеянный».
В остальное время занимаюсь довольно кропотливым и не очень весёлым делом: читаю корректуру нового романа. (Половину уже прочёл корректор. Вот я за ним и перечитываю.)
Грустное это дело — заканчивать книгу.
Был большой замысел, который обдумывался и мысленно рассматривался с разных
Ещё одно странное ощущение: у меня на столе лежит рукопись — это ещё пока не книга. Книгой рукопись станет только 10 апреля, когда попадёт в руки читателей и кто-то начнет её читать. Я как-то сравнил рукопись с таблеткой… Я сказал, что рукопись можно сравнить с растворимой в воде таблеткой. Потому что только тогда, когда таблетка попадает в воду, начинается какой-то процесс. И если книга хорошая, пространство немножко бурлит, а главное, меняется… Хотя бы на некоторое время пропитывается чем-то… А пока вот лежит эта стопка бумаги у меня на столе и помалкивает.
Меня спрашивали, как я выбираю оформление для моих книг. Должен сказать, что уже четыре года работаю только с одним художником, который делает оформление и моих книг, и DVD, и наших альбомов с «Бигуди». Это Серж Савостьянов.
Я давно уже научился работать и находиться в диалоге с сильными творческими единицами. И когда жду очередного оформления книги или альбома от Сержа, у меня нет никакого представления о том, что он покажет. Сам я не художник, а поскольку я хочу превосходного результата, то есть результата, которого даже не представляю и которого как нехудожник и представить не могу… я не должен давать художнику подробного задания, и мне лучше воздержаться даже от каких-либо пожеланий. Особенно работая с художником такого уровня, как Савостьянов. Только тогда можно получить удивительный результат, удивительный и неожиданный.
Так же я отношусь и к постановкам моих пьес. Я заставил себя не иметь никакого уровня ожидания. И даже не пытаюсь фантазировать, как режиссёр может воплотить мою пьесу, у меня нет об этом ни малейшего представления, а потому даже не очень хорошие постановки меня как минимум удивляют. Ну а если постановка неплохая, я очень радуюсь. А было бы у меня представление о том, как должна выглядеть моя пьеса, радости бы не было никогда. Так же я научился относиться и к путешествиям. Никогда ничего конкретного от путешествия не жду и запрещаю себе фантазировать на эту тему.
А как интересно работать с Максимом Сергеевым из «Бигуди»! Я могу ему сказать, что хочу, чтобы он написал музыку, например, на тему большого города или что-то похожее на колыбельную. Макс приносит музыку — и она может оказаться совершенно неожиданной, так что я даже меняю тему… Так появились «Год без любви», «Kissms» и многие другие. А если бы я попробовал сказать: Макс, сделай что-нибудь похожее на «Ultravox», или: сделай гитару как у «Depeche Mode», на этом сразу же всё бы и закончилось. Во-первых, Максу стало бы неинтересно, во-вторых, я бы ждал чего-то конкретного и надеялся бы, что Макс угадает мое желание.