Годы испытаний
Шрифт:
Теснимые врагом, наши части героически дрались за каждую пядь земли. Навсегда запомнилась мне одинокая фигура офицера за пулеметом на краю подсолнечного поля. Рука перевязана, бинт пропитался кровью.
Я подошел к нему и спросил, какую он выполняет задачу, почему один и почему не идет на медицинский пункт.
— Товарищ генерал! — ответил этот пожилой уже человек, вероятно призванный из запаса. — Моему взводу приказано прикрывать отход дивизии. Взвод попал под сильный минометный огонь. Все мои товарищи погибли. Но я пока цел и буду здесь до конца. Можете не сомневаться, сделаю все, чтобы выполнить поставленную нам задачу.
Я
У этого пришедшего из запаса офицера еще не хватало умения воевать, но беспредельная преданность Родине и жгучая ненависть к врагу делали его несокрушимым. Таких людей можно было привести в замешательство лишь на короткое время Мирные труженики довоенного времени, они быстро становились бесстрашными воинами, стойко переносили все трудности сорок первого года.
Дивизия отступала.
Но, отходя от рубежа к рубежу, каждый из нас твердо верил, что скоро мы вернемся в оставленные города и села. Мы знали, что за армией стоит весь советский народ, вся страна с ее мощной социалистической экономикой, созданной под руководством Коммунистической партии. Для нас было совершенно бесспорно, что никакая сила не в состоянии начисто уничтожить плоды созидательного труда советских людей.
На фронте солдаты с жадностью ловили вести о той гигантской работе, которая проводилась в тылу страны. Нам было известно, что заводы и фабрики, оказавшиеся под ударами врага, эвакуируют на восток и перестраивают на военный лад, что советская промышленность расширяет и увеличивает производство нужных фронту материалов. И у каждого росла уверенность в том, что армия скоро получит все необходимое для отпора фашистским захватчикам.
Тяжело было отступать. Но необстрелянным еще солдатам и офицерам помогали своим примером бывалые воины. Молодежь с волнением слушала рассказы участников гражданской войны о том, как в невероятно трудных условиях Красная Армия героически сражалась против полчищ белогвардейцев и интервентов, отстаивая завоевания Октября. Солдаты-ветераны учили молодых, как лучше обжиться в суровой военной обстановке.
Помню такой случай. Несколько молодых солдат стали жаловаться на то, что им приходится носить поношенную обувь. Тогда поседевший уже старшина задал им вопрос, знают ли они, что значит слово «Чевколап».
Никто из молодых солдат, конечно, не знал.
И все заулыбались, когда старшина рассказал им, что во время гражданской войны на одном из фронтов так называлась организация, ведавшая снабжением частей Красной Армии лаптями.
Постоянные бои с превосходившим нас в танках и авиации врагом постепенно закаляли дивизию. Изо дня в день накапливался боевой опыт.
Однако для борьбы с танками требовалось не только противотанковое оружие. Необходимо было ликвидировать танкобоязнь, особенно у прибывавшего пополнения. С этой целью в дивизии начали применять «обкатку». Командиры сажали бойцов в вырытые сплошные траншеи, и через траншеи, над людьми, проходили танки. Если танков не было, использовали тракторы. Это помогало войскам избавиться от танкобоязни.
В построении обороны очень скоро пришлось отказаться от «ячейковых» окопов и перейти к траншейной системе. Так подсказывал накапливавшийся боевой опыт. Еще позднее траншейную систему стали сочетать с опорными пунктами.
Наша
Западнее Купянска мы нанесли сильный удар по наступавшей немецкой дивизии. У противника были большие потери в живой силе. Мы захватили около ста пятидесяти пленных, двенадцать орудий и обоз с офицерскими вещами. Позже такие трофеи казались пустяками, а в то время и они имели значение для боевого сплочения дивизии.
В этом бою и у нас имелись убитые и раненые. Во время атаки погиб тогда замечательный командир батальона товарищ Александров. Это был смелый офицер. Солдаты его любили. И несмотря на смертельную опасность, они вынесли с поля боя тело отважного командира.
На траурном митинге во время похорон павших в бою солдаты и командиры гневно говорили о злодеяниях фашистских захватчиков, клялись отомстить врагу.
В тот трудный военный год большую часть боев наша дивизия провела на территории Полтавской и Харьковской областей. Тяжело было оставлять эти цветущие области Украины. Особенно близок моему сердцу был Харьков, где я служил перед войной.
За два — три дня до того, как нам пришлось оставить его, я выезжал со своего боевого участка в город для согласования действий дивизии со штабом одного из центральных районов обороны. Неизгладимое впечатление произвели на меня притаившиеся, ожидавшие большой беды городские улицы. Кругом было много горя.
На несколько минут я успел заскочить на квартиру, где жила моя семья. Дома никого не оказалось, однако все вещи лежали на своих местах. Я понял, что жена со своей старой матерью только что эвакуировались, ничего не взяв с собой. Позже мне с трудом удалось разыскать их в Ташкенте.
Вечером 23 декабря неожиданно получил от начальника штаба армии телеграмму с приказом немедленно выехать, имея при себе личные вещи, в Воронеж, в штаб главнокомандующего юго-западным направлением.
Вместе с дивизией я воевал уже около четырех месяцев, и она стала для меня родной. Расставаться с боевыми товарищами было нелегко.
Когда уезжал, проводить меня собрались старшие командиры. Я с опасением спросил их:
— Как же это вы, друзья, а вдруг немец пойдет в атаку?
— Ну, теперь мы его не боимся, — ответили мне, — прошло то время.
Позже эта дивизия стала гвардейской.
Вручение наград солдатам, отличившимся в боях.
По пути в Воронеж проезжал станцию Лиски.
Поезд стоял там долго. Я смотрел на изменившийся облик станции и вспоминал далекий восемнадцатый год.
Здесь, в Лисках, в феврале 1918 года я вступил в красноармейский отряд. Здесь началась моя служба в Красной Армии.
С русско-германского фронта я вернулся домой в конце января 1918 года. Приехал к матери, которая в то время учительствовала в глухой деревеньке Калужской губернии, и оказался в семье лишним ртом — с хлебом тогда было трудно. Попробовал помогать матери в школе, но после перенесенной цинги так ослаб, что ничего не смог делать. К тому же давало знать о себе отравление газами на фронте в августе семнадцатого года.