Годы лейтенантские. Я родился на советской земле. Исповедь офицера
Шрифт:
И тут тщедушный часовой, на котором я рано крест поставил, рванулся вперёд и выхватил у верзилы автомат. Я шагнул вперёд и, перехватив автомат, навёл на верзилу. Приказал:
– Марш в первую камеру! Иначе, – и передёрнул затвор.
Один патрон выпал, значит, верзила этот имел спьяну серьёзные намерения – патрон в патроннике. То есть автомат был заряжен и на боевом взводе, а это означало, что мог пустить его в ход. Просто не ожидал он такой развязки. Поверил, что ещё минута, и получит порцию свинца.
Зашёл он в камеру, а я приказал плеснуть на пол ведёрко воды. И до утра утроил ему режим наибольшего благоприятствования для отрезвления. Чтобы он там ни орал, как бы ни пугал часовых, а потом умолял, как бы ни
Утром верзила был трезв как стёклышко. Разрешил выпустить его погреться.
Всё обошлось нормально. Комендантом был прибалт подполковник Пиекалнис, с которым я немного знаком по стрелковой команде, когда ещё в сборной СВУ участвовал в различных первенствах. Да и запомнился он мне на государственных экзаменах в Московском ВОКУ – проверял наш взвод по огневой. Да так проверял и нервировал, что из 17 кандидатов на диплом с отличием осталось у нас только шесть человек. Меня-то волнения уже не брали – опыт стрелковых соревнований действовал, а многие просто терялись и мазали нещадно. Кроме того, на сборах стрелковой команды перед развёртыванием дивизии тоже вместе были. Правда приезжал он всего пару раз. Всё возложил на капитана Гомонова, а сам, хоть и был освобождён от службы, пропадал в полку. Тогда же и назначили его, ещё до начала проверки дивизии военным комендантом города Калинина.
Пиекалнис к сообщению о буйстве задержанного отнёсся спокойно. Велел написать рапорт о происшествии и сказал лишь, что вызовет следователя из военной прокуратуры.
– Тюрьмой хватал? Так мы ему это устроим…
Пиекалнис был строг, требователен до жёсткости. Он родом из Прибалтики и наверняка слышал о тамошних порядках на гауптвахтах. И, думаю, в душе одобрял. К тому же ведь помогло. Обошлось без серьёзных последствий.
Рассказывали, к примеру, что в некоторых гарнизонах Прибалтийского военного округа заносили утром в камеру гауптвахты, где сидело шесть человек, пять лопат. Команда, все к лопатам, а тому, кому не хватило этого рабочего инструмента, добавляли ещё пару-тройку суток за плохое рвение к работе. Может, конечно, выдумывали, но всё бывало в некоторых гарнизонах. Но подобные рассказы постоянно гуляли у нас. И все говорили, мол, вот так и надо с разгильдяями.
Ну а в роте моей 417-й после повторения эпизода с водичкой, долго не было случаев употребления спиртных напитков. О том, что меня ругали за этакую самодеятельность, в роте не знали, поскольку знать не положено. Но вот откуда об «узниках» первой камеры стало известно замполиту части, очень меня интересовало.
И не только тот случай, но и многие другие почему-то становились достоянием, и замполита, и секретаря парткома базы раньше, нежели я решал, докладывать о них или нет.
Была и ещё одна попытка проверить меня на прочность, но уже в плане финансовом.
Дал как-то деньги старшине Артазееву, который ездил каждую неделю в Вышний Волочок за продуктами для ротной столовой, и попросил купить мне вешалки, точнее, наверное, плечики для одежды – так что ли они называются. Привёз он даже больше, чем я просил. Я достал деньги, чтобы добавить.
– Не нужно, товарищ лейтенант, не нужно. Всё тип-топ. Я оформил их прямым расходом, – и положил мне на стол деньги, которые я ему давал ещё до поездки.
– То есть как?
– Очень просто. Оформил тетрадками, авторучками, гуашью. А это всё прямым расходом списывается.
Я, конечно, готов был взорваться, но сдержался и ледяным тоном заявил:
– Ну так вот… Вешалки забирайте себе, а в следующую поездку тетрадки и прочее по списку на свои деньги для роты купите.
Или ещё такой случай. Прапорщикам был положен продуктовый паёк. Продуктов много, причём нужных продуктов, а стоимость бросовая. А у них то, у прапорщиков, и своего вдоволь – кругом деревни,
Приноровились они офицерам пайки продавать. Кто-то покупал. И мне посоветовали. Ну там то всё нормально. А вот когда мне предложили, и я купил такой паёк, получилась комедия.
Пришёл получать. А начальник склада всё накладывает и накладывает и того, и другого, и третьего. Мне откуда знать, правильно или неправильно. Верю, что не обманет, не обвесит – то есть меньше, чем нужно не выдаст. А он обвешивать и не собирался, а скорее наоборот. Заметил я, что другие прапорщики, что пришли получать продукты, ухмыляются этак незаметно.
Понял, что-то неладное. Сказал:
– А ну дайте ведомость.
– Да что вы, думаете вас обманываю?
– Не думаю. Вижу.
И действительно, всего он наложил раза в три больше, чем положено на один паёк. Я велел всё забрать назад, ну а деньги вернуть. И заявил, что больше в эти игры не играю.
Трудно сказать, просто от доброты душевной сделал это прапорщик, или был злой умысел, что, наверное, всё-таки вряд ли. Но ведь всё начинается с малого. Сегодня плечики тетрадками оформил, завтра три пайка вместо одного… ну а потом, как должность позволит…
Нас воспитывали и в суворовском, и в высшем общевойсковом командном училищах кристально честные офицеры в духе кристальной честности. Нас не надо было предупреждать, что нельзя в государственный карман залезать, мы просто не представляли, как такое возможно. Общевойсковые офицеры – это особая каста. Это элита войсковая, хотя кто-то может сказать презрительно пехота. Но царицей полей, выступая на торжественном приёме выпускников военных академий 5 мая 1941 года, Сталин назвал именно пехоту и за неё первую предложил тост. Я употребил специально ныне затасканное слово элита. Чтобы обратить внимание на совершенно иное его звучание в советское время. Ныне-то элитой зовут отбросы общества, состоящие из особей, сумевших наворовать, чтобы подняться над миром в богатствах, опустившись ниже плинтуса в нравственности, культуре, эрудиции. Ныне элита те, кто не могут отличить Пушкина от Достоевского (именно такая ныне часто встречается присказка), кто смотрит не фильмы а сэкшины, не ведая что такое настоящая любовь, или бред-быдластеры, не ведая, что такое классика кинематографа, умирающая, если уже не вымершая совсем.
Но оставим в покое нынешнюю элитарную тупость и дебильность толстосумов, ибо ещё древние говаривали, что чем больше денег, тем меньше ума. Всему есть мера. В советское время эта мера была. Принцип «каждому по труду» выполнялся, но разница в уровне жизни была умеренной.
Наконец через примерно месяц в роту прибыл заместитель командира по политчасти лейтенант Сергей Головлёв.
Он тоже вскоре заметил, что утечка информации у нас идёт довольно сильно. Что делать? Думали гадали, и предложил я хитрую комбинацию. Примерно уже определилось, кто бы это мог, по-нашему, «стучать», а по быстровскому давать партийно-политическую информацию. И тогда выбрали с замполитом фамилию солдата из другой полуроты, находящегося как раз в отпуске за успехи в боевой и политической. Назовём его, скажем, Петров. Фамилию, конечно, не запомнил. Ну и когда подозреваемый сверхсрочник зашёл в канцелярию роты, мы, как бы продолжая разговор, стали обсуждать, будем ли докладывать Быстрову о том, что рядовой Петров накануне напился и даже дебош устроил и кого-то ударил. У подозреваемого старшины – ушки на макушке.