Годы огневые
Шрифт:
Здесь немцы убивали голодом заключенных. В 69 могилах форта зарыты тысячи замученных советских людей, а таких фортов–тюрем под Каунасом — девять.
Людас Режнайтпс — литовский крестьянин, сопровождавший нас сюда, — сказал:
— Возле форта раньше было две деревни, теперь их нет. После того как в Краснодаре судили немцев, здешние немцы приказали жителям этих двух деревень вырыть трупы из могил и сжечь. А потом они сожгли обе деревни и жителей. Я остался в живых только потому, что залез в погреб и дышал
Мы ушли из форта, взяв с собой документы, и отвезли их в ту часть, которая штурмовала этот форт и находится сейчас в нескольких километрах от прусской границы. Бойцы узнают содержание этих бумаг и найдут тех, кто их подписал.
1944 г.
НА РУБЕЖЕ
Небо скрежещет. Этот звук заполняет собой все. Клокочущий, металлический, он делает пространство тесным, воздух плотным.
И когда открываешь дверцу машины и глядишь вверх, видишь битву в воздухе и кажется она потому происходит там, что стало мало места на земле.
Гудящие клубки — наши истребители, они сражаются с «мессерами»… А под ними, одновременно и почти параллельно, навстречу друг другу плывут тяжелые эшелоны наших и немецких бомбардировщиков. Бомбы немцев рвутся на нашей земле, наши бомбы рвутся в тылу немцев. Черные стены разрывов медленно сближаются друг с другом. И между этими стенами идет бой, в траншеях и блиндажах на линии немецкой обороны.
Кругом обломанный лес. Вместо ветвей из деревьев торчит только одна щепа. Горячие черные воронки. Сгоревшие машины. Расколотые тачки. Изуродованная земля…
Звук? — нет, не звук. Здесь пет звука, здесь все слилось в единую бурю разрушения. Будто вся паша земля гневная и неистовая навалилась на немецкую землю, как наваливается льдина на другую в половодье.
Лопающийся хруст рвущихся снарядов раздается то сзади, то спереди, то сбоку. Бой на опушке леса. По дороге, прорубленной в лесу, идут тяжелые машины с боеприпасами. У одной ветровое стекло пробито частыми круглыми дырами — следы нападения «мессершмитта». В прицепе за «студебеккером» катится колесница походной кухни с трубой, как на паровозе Стефенсона. Повар, открыв крышку котла, размешивает варево.
Снаряд падает на дорогу. На земле бьются лошади, горит повозка с сеном. Шоферы тормозят, спрыгивают, оттаскивают лошадей, затаптывают горящее сепо, рубят дерево, мешающее объезду воронки, и снова лихо катят вперед.
Навстречу идет раненый боец, гимнастерка, залитая кровью, разрезана, сквозь разрез видно, как судорогой сводит мышцы его живота от боли. Но лицо раненого торжественное. Он останавливается и говорит:
— На ихней земле был! Слышите? А!
И тут же с удивлением и восторгом рассказывает:
— Мы цепью ползли, он нас огнем прижал, деваться некуда, прямо
— Там, где наша рота в атаку ходила, до границы еще километра три, — вступил в разговор другой боец–связной.
Раненый обернулся.
— А ты там был? Был бы, так столб видел. На нем знак, — сказал он вызывающе, но по лицу промелькнула явная тревога.
— Тот столб не пограничный, тебе померещилось. Была бы карта, я бы тебе по карте доказал, там сейчас КГ 1 батальона, я им личио связь подавал, знаю.
Пожалуй, связной был действительно прав.
Раненый опустился на землю, вытер потное лицо подолом гимнастерки и слабым голосом пожаловался:
— Пыль была действительно, может, я и ошибся, неприятность какая.
Все молчали, и всем было неловко.
— Так, значит, не достиг? — вздохнул раненый.
— Нет, почему же, — попробовал утешить связист, — может, я чего спутал, может, это другой КП, где я был.
Но раненый не слушал. Он поднялся, озабоченно ощупал забинтованную грудь, потом вдруг проделал несколько резких движений. Видно, ему было очень больно, лицо его исказилось, губы побелели, выждав, когда пройдет боль, он сипло сказал:
— Ничего, само присохнет. Бывайте здоровы.
И пошел обратно уже не сгибаясь.
И то, с какой естественной простотой он принял это решение, без тени рисовки, лихости или громкого слова, говорило о воле, о красоте духа этого человека.
С наблюдательного пункта виден лес. У края зеленый, в глубине синий, дальше лес сливается с небом блестящим и знойным. Наискось леса тянется тяжелая гряда дыма, пад дымом висят странные белые круглые облака, образующиеся в сухую погоду после долгой артиллерийской канонады.
В лесу вторые сутки идет бой. Здесь как в уличном бою штурмовые группы действуют гранатами и толом. Немцы построили в лесу крепостные срубы из толстых бревен, в амбразурах пулеметы. В вырубленных просеках установлены орудия капитального действия. Видно, как немецкие бомбардировщики сбрасывают на красных парашютах боеприпасы лесным гарнизонам.
Полковник протягивает бинокль, советует смотреть на кромку вершины леса. По вершинам деревьев, словно шаровидная молния, прыгает желтое ослепительное пламя.