Годы привередливые. Записки геронтолога
Шрифт:
Как-то, во время летнего отдыха с дочерью в Литве (Маше было лет девять), нам надоело «матрасничать», снимая комнату в Игналине, мы пошли в недельный лодочный турпоход, в котором познакомились с двумя студентками биофака Красноярского университета. Я с таким энтузиазмом рассказывал о том, чем занимается наша лаборатория, что девицы запросились делать дипломные работы у нас в Ленинграде. На удивление, одна из них (Наталья Белоус) приехала и выполнила прекрасную работу, в которой на разных моделях канцерогенеза было показано, что еще до появления опухолей в организме развиваются аналогичные наблюдаемым при естественном старении сдвиги в жироуглеводном обмене [36] , [37] , [38] . Ещё до этой работы совместно с сотрудниками ИЭМ АМН СССР В. К. Поздеевым и его коллегами и с дипломницей с биофака ЛГУ Александрой Дмитриевской мы исследовали возрастные изменения уровня биогенных аминов в гипоталамусе, стволе и больших полушариях головного мозга крыс [39] , а также изменения концентраций биогенных аминов в разных органах после введения различных канцерогенов [40] . С Яковом Шапошниковым и Валерием Александровым, у которых были меченые по тритию ДМГ, ДМБА и бенз(а)антрацен, мы изучили распределение их в головном мозге и установили,
36
Анисимов В. Н., Александров В. А., Белоус Н. М., Васильева И. А. Торможение буформином трансплацентарного бластомогенного эффекта N-нитрозометилмочевины у крыс // Бюл. экспер. биол. мед. 1980. Т. 89. № 7. С. 88–90.
37
Анисимов В. Н., Белоус Н. М., Васильева И. А., Дильман В. М. Торможение фенформином развития опухолей молочной железы, индуцированных у крыс N-нитрозометилмочевиной // Экспер. онкол. 1980. Т. 2. № 3. С. 40–43.
38
Анисимов В. Н., Белоус Н. М., Васильева И. А., Мацон В. Б. Возрастные изменения некоторых показателей углеводного и жирового обмена у самок крыс // Пробл. эндокринол. 1980. Т. 26. № 5. С. 70–72.
39
Анисимов В. Н., Поздеев В. К., Дмитриевская А. Ю. и др. Влияние ДМБА и бенз(а)антрацена на уровень биогенных аминов в головном мозгу крыс // Вопр. онкол. 1977. Т. 23. № 7. С. 34–39.
40
Анисимов В. Н., Поздеев В. К., Дмитриевская А. Ю., Дильман В. М. Возрастные изменения уровня биогенных аминов в головном мозге крыс // Физиол. журн. СССР. 1977. Т. 63. № 3. С. 353–358.
41
Анисимов В. Н., Азарова М. А., Дмитриевская А. Ю., Лихачёв А. Я., Петров А. С., Шапошников Я. Д. Распределение 3Н-диалкилгидразинов в нейроэндокринной системе и их антигонадотропный эффект у крыс // Бюл. экс пер. биол. мед. 1976. Т. 82. № 12. С. 1473–1475.
42
Анисимов В. Н., Александров В. А. Распределение 3Н-7,12-диметилбенз(а)антрацена в нейроэндокринной системе крыс // Вопр. онкол. 1979. Т. 25. № 6. С. 84–88.
43
Дильман В. М., Софронов Б. Н., Анисимов В. Н., Назаров П. Г., Львович Е. Г., Полушина Л. И. Устранение фенформином иммунодепрессии, вызванной 1,2-диметилгидразином у крыс // Вопр. онкол. 1977. Т. 23. № 8. С. 50–54.
Заслуживает специального описания история возникновения представления о метаболической иммунодепрессии, непосредственным свидетелем которой я был. В 1976 году в Киеве состоялся III Всесоюзный съезд геронтологов и гериатров, на который В. М. Дильман взял М. Н. Остроумову, Е. В. Цырлину и меня. У нас всех были доклады, я впервые был в Киеве, впервые на съезде геронтологов, где познакомился с В. В. Фролькисом, Н. С. Верхратским, В. В. Безруковым, Г. М. Бутенко, А. В. Сидоренко и многими другими геронтологами. В. М. Дильман делал доклад на секции по возрастным изменениям жирового и углеводного обмена, в котором доказывал ведущую роль возрастного повышения гипоталамического порога к торможению в энергетическом гомеостазе (гормон роста – инсулин – глюкоза – жирные кислоты) в старении этой системы. Ему активно возражали некоторые участники заседания. Помнится, что один профессор из Азербайджана кричал, что в горах его республики не едят растительного жира, а только барашка, а число долгожителей – самое большое в мире! В. М. Дильман в присущей ему манере громил всех оппонентов, уличая в невежестве и незнании основ эндокринологии и биохимии. В дверях стоял профессор Зденек Дейл, заглянувший с другой сессии и слушавший эту перепалку. Попросив у председательствующего разрешения показать только один слайд в дискуссии, он показал фотографию двух крыс. Одна из них была с явным ожирением. «Она весит почти килограмм, – сказал Дейл, – и живет значительно дольше, чем другая, которая весит 400 граммов». И ушел. Разгоряченные вышли участники заседания из зала, в котором оно проходило. Дильман спрашивает нас с Мариной – ну, как нам дискуссия? Рядом с нами стоял наш знакомый, ученик генетика Давиденковой Евгений Шварц. «Владимир Михайлович, – говорит Женя, – я тут недавно работу прочитал, что если нагрузить мембрану лимфоцита холестерином, то существенно снижается ответ на конканавалин А и ФГА (фитогемагглютинин)». Владимир Михайлович «сделал стойку»: «У вас, Женя, есть оттиск этой статьи?» Получив утвердительный ответ, он тут же велел мне по возвращении домой в Ленинград немедленно съездить к Жене в Куйбышевскую больницу, где тогда размещалась лаборатория Давиденковой. Оттиск был доставлен, сразу поставлены опыты, и в «Вопросах онкологии» уже через два-три месяца вышла статья В. М. Дильмана, где на одном (!) больном были продемонстрированы нарушения и сформулирована концепция метаболической иммунодепрессии [44] .
44
Дильман В. М., Фёдоров С. Н., Вишневский А. С., Порошина Т. Е. Угнетение реакции бласттрансформации лимфоцитов, вызванное у человека жировой нагрузкой // Вопр. онкол. 1979. № 6. С. 25–29.
В конечном счете огромный материал, который был получен в лаборатории эндокринологии при изучении онкологических больных при сравнении с нормальным старением, позволил В. М. Дильману выдвинуть представление о синдроме канкрофилии как факторе, способствующем возникновению и развитию новообразований. Весьма кстати оказались результаты моих опытов с различными моделями канцерогенеза. Вспоминаю в этой связи забавный случай, произошедший на конференции по канцерогенным нитрозосоединениям, которые регулярно в 70-е годы прошлого века организовывал в Таллине П. А. Боговский. Это всегда был для нас праздник, поскольку Таллин был для нас «настоящей Европой» – тихий, культурный, чистый средневековый город, с немного чопорным и говорящим по-русски с милым акцентом населением. В 1975 году, когда я делал доклад о феномене канкрофилии, развивающемся при канцерогенезе, индуцируемом нитрозосоединениями [45] , председательствовавший на заседании академик Леон Манусович Шабад, человек с большим чувством юмора и острый на язык, после заседания обнял меня за плечи и, похвалив моё выступление, улыбаясь, сказал: «Всё это очень интересно, но передайте, пожалуйста, дорогому Владимиру Михайловичу, что у него не канкрофилия, а терминофилия!» Передать это Дильману я не решился.
45
Анисимов В. Н.,
Следующий год я планировал провести с семьёй. Но когда мне позвонил Толик Павленко и сказал, что мужики собираются на Камчатку, упустить такой шанс увидеть вулканы и побывать на краю света я не мог. Я тогда ещё и не предполагал, что мне доведется увидеть Этну, Везувий и Стромболи. И вот турбовинтовой лайнер Ил-18 вылетел из Ленинграда и, всего-то приземлившись в Омске, Томске, Красноярске, Якутске и Магадане, сделал последний бросок и через 21 час после вылета, махнув крылом Безымянной сопке – самому большому камчатскому вулкану, приземлился в аэропорту Елизово. Мы приехали в посёлок Дальний, километрах в тридцати от Петропавловска. Три величественных вулкана – Корякский, Козельский и Авачинский, покрытые снежными шапками, нависали над нами.
Нам предстояло реконструировать птицефабрику. Один из птичников, где куры обитали по старой привычке, восседая на насестах, и бессистемно откладывали яйца где попало, был расчищен, насесты сломаны и убраны. Нам нужно было забетонировать полы, соорудить бетонные лотки и трансформаторную будку. Рядом уже стоял один птичник, старый снаружи, но набитый новым, с иголочки оборудованием, в котором куры сидели в клетках. Во все стороны катились ленты транспортёров, доставлявших хохлаткам корм и увозивших продукцию их труда в конец цеха, где несколько тружениц укладывали их в картонные коробки. Всё сверкало, залитое ярким светом, повышавшим яйценоскость кур. Запаха почти не было, что резко контрастировало с тем, что мы ощутили, когда заглянули в старый птичник. В прошлое не хотелось, а сверкающее будущее завораживало своим совершенством, но настораживало запрограммированностью судьбы без малейшей возможности выбора…
Начались трудовые будни. Поселили нас в здании поселковой школы. Примерно на второй неделе нашей работы Дима Кованько пожаловался мне на боль в ноге – на лодыжке созревал огромный фурункул. Пошли в амбулаторию. Нас встретила испуганная девица, которая, взглянув на Димину ногу, заявила, что случай серьезный – надо ехать в Петропавловск резать. Я согласился, что резать нужно, но, оглядев перевязочную, где происходил осмотр, увидел множество приличного вида инструментов, очень аккуратно разложенных в шкафах. Ими явно пользовались. Я спросил, что мешает уважаемой коллеге воспользоваться арсеналом и самой произвести необходимую операцию. Услышав слово «коллега», девица всплеснула руками: «Ой, вы доктор?» Получив подтверждение, она сбивчиво объяснила, что только-только окончила медицинское училище и начала работать. Заведующая амбулаторией фельдшерица с большим стажем уехала в отпуск на «большую землю», оставив ее на произвол судьбы. Ей никогда не приходилось резать живого человека, и вообще… Я прервал бурный поток слов и эмоций, сказав, что если она разрешит мне воспользоваться инструментами, которые я вижу в их прекрасно оборудованной перевязочной, то нам не придется ехать в далёкий Петропавловск. Короче, после того, как на ногу мужественно перенесшего «сложнейшую» операцию вскрытия фурункула пациента мною была наложена красивая повязка, девица сделала мне интересное предложение: «Доктор, миленький, давайте мы оформим вас на половину ставки, и вы будете всего на один час в день приходить в амбулаторию консультировать тяжелые случаи». Она затараторила: «Я так рада, что вы сюда приехали, мне так страшно, что я не справлюсь…» Я вспомнил, что сам окончил медицинское училище в шестнадцать лет, девице было на вид не больше восемнадцати – и согласился. Хорошо, что, имея такой стаж поездок, я всегда брал с собой копии диплома об окончании института, а здесь прихватил еще и копию диплома кандидата наук.
Девица сама съездила в Петропавловск, где оформила мое заявление о приеме на работу. Так я стал ежедневно после обеда, когда мои товарищи отдыхали, ходить в амбулаторию, где меня ждали пациенты, которым медсестричка не могла поставить диагноз либо назначить лечение. Помнится, что ничего сложнее бронхита, ангины, артроза и хронической сердечной недостаточности за почти полтора месяца я не видел. Однако польза от моей медицинской деятельности на Камчатском полуострове, несомненно, была.
На прием пришла женщина с ребенком, у которого была какая-то простуда. Я спросил её, нужен ли ей больничный по уходу. Когда я услышал в ответ, что она работает поваром и оставить ребенка не с кем, мне пришла в голову гениальная идея. «А если я вас подержу на больничном месяц, согласитесь ли вы нам готовить?» – «Кому это вам?» – удивилась повариха. Я объяснил, что я хоть и доктор, но приехал с бригадой из восьми интеллигентных людей строить цех у них в совхозе, питаемся мы в совхозной столовой, где очень дорого и невкусно, а живем в школе, где в цокольном этаже – прекрасно оборудованная школьная столовая. Всем будет хорошо: ребенку – он будет при матери, ей самой – мы заплатим за работу, а для профессионала накормить восемь мужиков – не проблема, и нам – мы будем сытые и довольные, и совхозу, потому что хорошо накормленный работник хорошо работает. На этом и порешили.
Началась у нас новая жизнь. Женщина была русской, но оказалась родом из города Гори, родины «лучшего друга» всех строителей, инженеров, врачей и поваров. Она кормила нас изумительными блюдами, основу которых составляла птица или рыба. Каждый вечер, возвращаясь с объекта к себе в школу, мы охотились на кур, беспечно покидавших свои насесты и гулявших возле старых птичников. Получив удар палкой, куры оказывались в сумках, в которых мы переносили инструмент, чтобы затем в школьном подвале, будучи ошпаренными кипятком и ощипанными, подвергнуться вскрытию по Шору, которое я производил над раковиной, и затем оказаться в большой жестяной банке с раствором уксуса, где они дожидались утра и поварихи. Кур кормили рыбой, и отбить ее тошнотворный запах можно было, только вымочив их в уксусе. Мы обычно приносили с работы по полкурицы на брата, а пятую – семье поварихи. Совесть нас не мучила, так как каждый день мы видели, как десятки мёртвых кур выносили из старых птичников и выбрасывали в выгребную яму.
Самыми везучими охотниками были Саша Селезнев и Дима Кованько, но и мне доводилось праздновать удачу. Нечего и говорить, поварихе с ее кавказским прошлым удавалось готовить из кур такое разнообразие блюд, что мы за месяц их потребления совершенно не прониклись к ним ненавистью. Кроме того, в совхозном магазине, который обеспечивал город Петропавловск говядиной, свининой и курятиной и, конечно же, молоком и яйцом, всё это было в изобилии и по смешным ценам. Было также изобилие разнообразной рыбы в любом виде, включая копчёную. До сих пор помню удивительно вкусную вяленую, почти прозрачную золотистую рыбу с загадочным именем пристипома, которую мы употребляли с пивом.
В один из прекрасных августовских дней нам не привезли бетон. Возникла некоторая пауза в нашем доблестном труде, и мы решили заполнить её экскурсией на вершину сопки, у подножия которой располагалась птицефабрика. Сопка была невысокой – не более 400 метров, но нас смущало какое-то необычное белое пятно на её вершине, проглядывавшее сквозь деревья. Любуясь величественными тремя вулканами, покрытыми снежными шапками, и далекими высокими сопками, уходившими в глубь полуострова, также увенчанными снегом, мы не могли себе представить, что на такой небольшой сопке мог быть снег. Тем не менее, когда мы, продравшись сквозь заросли травы и папоротников в человеческий рост и каких-то кустарников, вышли на вершину сопки, то увидели удивительную картину: на поляне лежала подтаивающая шапка снега, по краям которой росли лиловые дикие ирисы. Видимо, под снегом была линза вечной мерзлоты, сохраняющая его даже в августе. В сентябре, как говорили местные жители, уже мог выпасть снег. Сохранилась прекрасная фотография, на которой мы с товарищами сидим на снегу, а рядом растут цветы, папоротники, березы и сосны. Жаль только, что тогда у нас не было цветной пленки.