Годы прострации
Шрифт:
Проснулась Грейси. Когда она спустилась в гостиную, такая очаровательная в пижаме диснеевской принцессы, я схватил ее на руки и не отпускал, пока она не сказала:
— Папа, ты слишком крепко обнимаешься. Спусти меня на пол.
Постепенно все немного успокоились и отправились сообщать отцу. На слово «опухоль» он отреагировал следующим образом: ударил кулаками по ручкам инвалидного кресла и возопил, обращаясь к потолку:
— И ты еще называешь себя милосердным, Господи? Ты убил своего сына, а теперь убиваешь моего!
Мать
— Давайте отпразднуем первый шаг на пути Адриана к выздоровлению.
Целый день я ничего не ел, шампанское ударило в голову, и на какое-то время я преисполнился оптимизма, но это ощущение быстро прошло. Когда мы вернулись к себе, я уложил Грейси в постель и почувствовал, как страх сжимает мне сердце. Увижу ли я мою дочь взрослой?
Пятница, 28 сентября
Не могу писать.
Суббота, 29 сентября
Получил извещение по почте о том, что мистер Рафферти примет меня в своей клинике утром во вторник.
Воскресенье, 30 сентября
Я, Георгина, Грейси и родители отправились обедать в «Медведя».
В пабе сидела миссис Голайтли со своим мужем, угодливым льстецом.
— Миссис Льюис-Мастерс страшно понравилось принимать вас в гостях, — крикнула она мне.
Георгина приподняла брови:
— В гостях?
Я рассказал ей о старой миссис Льюис-Мастерс.
— Ади, — вздохнула моя жена, — не связывайся с очередной пенсионеркой. Надо о себе подумать.
Как обычно, еда была ужасной. Йоркширский пудинг разваливался на тарелке, брюссельская капуста размякла от долгой варки. Когда я пожаловался миссис Уркхарт на ее стряпню, она резонно ответила:
— Никто не просит вас приходить сюда.
И действительно, никто не просит.
— Я полагал, вам будет интересно выслушать комментарии по поводу ваших блюд.
— Сами бы попробовали готовить воскресный обед на шестьдесят с лишним человек, — проворчала миссис Уркхарт, — да еще в маленькой кухне, где нет вентиляции.
Мать тронула меня за локоть:
— Адриан, тебе нельзя волноваться. Твоей прострации это вредно.
И так теперь будет всегда? Простата станет центром моей жизни?
Днем я вышел прогуляться в одиночку. Осенние деревья были красивы, как на картине. В небольшой рощице за «Свинарней» я уселся на поваленную белую березу и позвонил Пандоре. Судя по шуму на заднем плане, Пандора находилась в ресторане, полном народу.
Я спросил, где она.
— В «Вагамаме». Как раз доедаю лапшу.
— У меня плохие новости.
— Что-нибудь с моей матерью? — встревожилась Пандора.
— Нет.
— Ты разводишься? — повеселела
— Нет. У меня опухоль.
— Какая опухоль? — Голос у нее дрогнул.
— Предстательной железы.
— Да помолчите вы, мать вашу! — крикнула она начальственным тоном. Публика в ресторане притихла. — Кто тебя лечит? — спросила Пандора.
Я сказал, что был у Томлисон-Берка, а во вторник иду к доктору Рафферти.
— Нельзя доверять свою жизнь провинциальным докторам, — решительно заявила Пандора. — У меня есть связи на Харли-стрит. Я наведу справки и завтра тебе перезвоню.
Мы поговорили еще немного о чем-то несущественном, и под конец она сказала:
— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?
— Да, а ты знаешь, что я по-прежнему люблю тебя, правда?
— Да. — И она отключилась.
Где-то в глубине души я радовался тому, что Пандора возвращается в мою жизнь и что в кои-то веки она перезвонит мне, а не наоборот.
Дорогой дневник, я ни за что не умру, пока не увижу все семь современных чудес света. А именно Великую китайскую стену, иорданскую Петру, статую Христа-Искупителя в Бразилии, Мачу-Пикчу в Перу, какие-то развалины в Мексике, о которых я сроду не слыхивал, римский Колизей и индийский Тадж-Махал. Мне почти сорок лет, а я еще ничего из этого не видел. Пот прошибает от мысли, что могу умереть в любой день, так и не узрев ни единого чуда! Клянусь, дневник, отныне целью моей жизни станет отсмотреть все семь.
Октябрь
Понедельник, 1 октября
Найджел отреагировал на мою проблему с простатой крайне болезненно:
— Как они только смеют утверждать, что этот хренов Бог есть! Ладно, если он есть, то он — законченный подонок, он и меня ослепил, и плевать ему, что в Африке дети мрут как мухи.
У Найджела сидела Барбара Бойер, наша бывшая одноклассница из общеобразовательной школы имени Нила Армстронга, она отмечала свой день рождения. Барбара как была красавицей, такой и осталась, и этот факт не поддается объяснению, учитывая, что она пять раз побывала замужем и родила семерых детей. Она рассказала, что ее третий муж, Барри, уже одиннадцать лет как излечился от рака прострации и ведет весьма активную жизнь, ныряет с аквалангом на Мальдивах и летает на воздушном шаре.
— А ему шестьдесят один, — добавила Барбара. — Недаром эту болезнь называют стариковской.
— Значит, я смогу дожить до пятидесяти одного, — подсчитал я, и мы все почему-то рассмеялись.
В комнату вплыл Ланс с огромным тортом, на котором горело сорок свечей. Чудо, что они еще не спалили свой дом. Оба курят и постоянно забывают, куда поставили пепельницы.
Позднее заявился Парвез, подарил Барбаре открытку и коробку мятного шоколада. За ним пожаловал Уэйн Вонг с орхидеей в горшке, и, когда ему рассказали про меня, он задумчиво произнес: