Годы в Вольфенбюттеле. Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера
Шрифт:
— Вас допрашивали, друг мой?
— Риторические вопросы. Ответов не требовалось. «Посмотрим-ка, — произнесла она, — мне говорили, что он знающий человек. Так может ли он мне теперь растолковать, хорошо ли обстоят дела в нашей Вэне с тэатром, с искусством и литэратурой…» Я был так ошеломлен, что с трудом подыскивал слова.
— Как и раньше, — заметила Ева с улыбкой.
— Как и раньше, как и всегда! Кто бы отважился вот так, с налету судить об искусстве? «Да, мне кажется, я его понимаю» — озабоченно продолжала она, и ее речь смахивала на обычную жалобную
— Но вы, конечно же, возразили, друг мой? Ведь сразу видно, что это — необыкновенная женщина.
— Я сказал, что мое краткосрочное пребывание в Вене не позволяет мне пока судить о деле, но если бы мне дали побольше времени, то дней через двадцать или тридцать я был бы готов охотно ответить на все вопросы. «Так пусть он останется, сколько захочет!» — распорядилась императрица и поднялась, как и раньше, тяжело опираясь на подлокотники своего роскошного трона. Аудиенция, видимо, была окончена. Я поклонился и вышел.
— А теперь скажите мне, что произвело на вас у ее величества самое сильное впечатление?
— Люстры в парадной зале.
— Узнаю своего любимого друга, — со смехом заметила Ева, — если ему хорошо, он тотчас принимается острить.
В театре — и это был отнюдь не самый мелкий из триумфов поэта Готхольда Эфраима Лессинга в Вене — срочно внесли изменения в репертуар. Сыграли «Минну фон Барнхельм», а потом поставили даже «Эмилию Галотти».
Лессинг с Евой посмотрели оба спектакля. Каждый раз его узнавали, и ему приходилось покорно выслушивать сперва робкое, раздававшееся то тут, то там, а затем громкое, многоголосое: «Да здравствует Лессинг! Виват!» К удивлению Евы, он стеснялся этой шумихи, сидел с непроницаемым лицом, не вставал, не благодарил и не выходил на сцену.
Но это не помешало Еве испытывать за него немалую гордость.
Десять дней спустя счастье кончилось.
Однажды утром к Лессингу незванно явился гувернер фон Варнштедт и сообщил, что принц Леопольд желает безотлагательно поговорить с Лессингом.
— Принц Леопольд? Сын императрицы?
— Младший сын его светлости герцога Брауншвейгского.
— Он здесь, в Вене?
— С сегодняшнего утра.
Двадцатидвухлетний принц Леопольд Брауншвейгский поселился в большом, украшенном колоннами дворце, который императорская семья держала наготове для сиятельных гостей. О Лессинге доложили. Принц вышел ему навстречу. На нем был костюм для верховой езды.
Принц величественно заявил, что совершает путешествие в Италию, и повел своим хлыстом в том направлении, где она, по его представлениям, находилась. Короче говоря, все сводилось к тому, что принц выпросил себе у отца в качестве ученого проводника библиотекаря Лессинга, дабы тот мог рассказать ему про особенности страны, памятники древности, геральдику, развалины и все такое прочее.
«А может быть, — и это куда вероятнее, — старик
— Раньше путешествие в Италию было бы для меня счастьем, но теперь я собираюсь жениться и вернуться с семьей в Вольфенбюттель, — возразил Лессинг.
Но, очевидно, старый герцог подсказал своему сыну верный ход. Похлопывая хлыстом по голенищам своих сапог, принц вскользь заметил, что пока он собирается ехать лишь до Венеции, а это ведь совсем недалеко. Если Лессинг согласится его сопровождать, то он, принц Леопольд, возьмет на себя заботы о том, чтобы вольфенбюттельскому библиотекарю, тем более если тот подумывает о женитьбе, было в будущем увеличено его вознаграждение. «Я вам это обещаю!»
С тяжелым сердцем Лессингу пришлось согласиться. Неужели его радости и горести зависели теперь от заступничества столь малозначительного принца?
Ева сказала, что она готова еще один, хочется верить, последний раз доказать свое долготерпение и будет ждать его писем или возвращения. Но Лессинг догадывался, что на память ей пришла совсем другая поездка в Венецию, возвращения из которой она так и не дождалась.
Эх, если бы он мог вовсе вычеркнуть из своей жизни это путешествие по Италии!
На маленькой почтовой станции в окрестностях Зальцбурга Лессинг сидел в карете напротив принца. Тот спал с открытым ртом, и Лессинг с нетерпением дожидался его пробуждения.
Надо было переменить лошадей. Но почтмейстеру еще предстояло пригнать их с соседней станции. Восемь месяцев назад, даже почти девять, путешественники уже были здесь. Тогда морды лошадей смотрели на юг, теперь они указывали на север.
Минувшей ночью выпал снег. Безотрадная белизна! Еще один год прошел вдали от Евы. Время продолжало свой неумолимый бег. Потерянное время! А ведь это — его жизнь.
Путешествие принца по Италии оказалось сплошной цепью сиятельных обманов, ибо поездка вовсе не окончилась в Венеции. Они побывали в Болонье и во Флоренции, в Турине и в Парме, в Риме, Неаполе и снова в Риме. Об осмотре древностей больше и речи не было. Время проходило в разъездах по чужим дворцам, в веселых пиршествах и карточной игре. Лессингу положено было присутствовать повсюду. И все принимавшие их, не исключая дожа и самого папы римского, предпочитали вести нескончаемые беседы не с принцем, а с библиотекарем Лессингом.
Постепенно Лессингу стало ясно, что принц прибыл в чужую страну, чтобы развеять свое беспокойство. Он не был приучен к ожиданию, а между тем ему предстояло ждать, пока его дядя Фриц не назначит его, как ранее и всех остальных брауншвейгских принцев, владельцем какого-нибудь прусского полка. Дело все еще не было решено. А потому принц Леопольд разъезжал по Италии с севера на запад, с востока на юг и непрерывно слал письма в Брауншвейг и в замок Сан-Суси. Нет, это путешествие явно преследовало не общеобразовательные цели!..