Гоголь в воспоминаниях современников

Гоголь Николай Васильевич

"Гоголь не устоял против своих поклонников", -- заметил однажды В. А. Соллогуб. Справедливость этих слов подтверждается многочисленными фактами.

Н. М. Павлов рассказывает, что ему нередко приходилось слышать подобные разговоры: "Это славянофилы погубили Гоголя! Они виноваты в том, что он издал "Переписку с друзьями" 1. И то обстоятельство, что некоторые из славянофилов (в частности, сам С. Т. Аксаков) лицемерно отмежевались от книги Гоголя, нисколько не противоречит этому выводу. В. П. Боткин правильно писал о том же А. А. Краевскому: "Наши словене книгу Гоголя приняли холодно, но это потому только, что Гоголь имел храбрость быть последовательным и итти до последних

результатов, а семена белены посеяны в нем теми же самыми словенами" 2. Более определенно выразил эту мысль Белинский. В письме к Боткину от 6 февраля 1847 года он заметил, что славянофилы напрасно сердятся на автора "Выбранных мест", "им бы вспомнить пословицу: "неча на зеркало пенять, коли рожа крива". Они подлецы и трусы, люди не консеквентные, боящиеся крайних выводов собственного учения" 3.

Насколько проницательны были эти строки Белинского можно судить на примере того же С. Т. Аксакова. В 1847 году под свежим впечатлением ожесточенных споров, возникших вокруг "Выбранных мест из переписки с друзьями", Аксаков счел нужным отозваться о книге отрицательно. В письме к сыну Ивану он высказал мнение, что Гоголь "помешался". Аксаков расценивал "Выбранные места" как измену Гоголя своим прежним убеждениям, и в 1849 году даже написал ему: "Мне показалось несовместным ваше духовное направление с искусством" 4.

Но прошло несколько лет, и точка зрения Аксакова "неожиданно" стала диаметрально противоположной. В статье "Несколько слов для биографии Гоголя" звучат уже слова полного одобрения и всепрощения "Выбранным местам". В этой статье мы читаем: "Да не подумают, что Гоголь менялся в своих убеждениях; напротив, с юношеских лет он оставался им верен; но Гоголь шел постоянно вперед: его христианство становилось чище, строже; высокое значение цели писателя -- яснее, и суд над самим собою -- суровее; и так, в этом смысле, Гоголь изменился" 5. С подобной же концепцией мы сталкиваемся и в мемуарах Аксакова, в которых проводится мысль о "постоянном направлении" Гоголя (наст. изд., стр. 173).

Так создавалась еще одна реакционная легенда, искажавшая творчество Гоголя.

1 Н. М. Павлов, "Гоголь и славянофилы", "Русский архив", 1890, No 1, стр. 147.

2 Н. Барсуков, "Жизнь и труды Погодина", т. VIII, стр. 542.

3 В. Г. Белинский, Письма, Спб. 1914, т. III, стр. 166.

4 "Русский архив", 1890, No 8, стр. 187.

5 "Московские ведомости", 1853, No 35, стр. 361.

"Выбранные места из переписки с друзьями" были с негодованием встречены всей передовой Россией. От ее имени Белинский ответил Гоголю, вначале статьей в "Современнике", а затем -- письмом, вошедшим в историю русской общественной мысли как одно "из лучших произведений бесцензурной демократической печати" 1.

Письмо Белинского потрясло Гоголя. Мгновенно вспыхнувшее в нем раздражение и желание резко возразить Белинскому вскоре уступила место сознанию того, что в его словах "может быть... есть часть правды". Неотразимая сила письма заставила Гоголя после глубоких размышлений ответить критику: "Как мне нужно многое узнать из того, что знаете вы и чего я не знаю" 2. Гоголь признал справедливым упрек Белинского в том, что "Выбранные места" явились результатом незнания современной России.

Он решил вернуться на родину и вновь заняться изучением русской жизни. Помещаемое в нашем издании воспоминание Я. К. Грота подтверждает серьезность намерений писателя. Под несомненным влиянием письма Белинского у Гоголя пробуждается критическое отношение к "Выбранным местам". Об этом рассказывают в своих воспоминаниях

И. И. Панаев и М. С. Щепкин. В октябре 1851 года в беседе с И. С. Тургеневым и Щепкиным Гоголь, по свидетельству последнего, заявил: "Правда, и я во многом виноват, виноват тем, что послушался друзей, окружавших меня, и если бы можно было воротить назад сказанное, я бы уничтожил всю "Переписку с друзьями". Я бы сжег ее" (наст. изд., стр. 530).

Эти показания нельзя игнорировать при изучении последнего периода жизни писателя, особенно сложного и противоречивого. Они существенны для понимания духовной драмы Гоголя.

В своей книге "О развитии революционных идей в России" Герцен со скорбью и гневом писал о трагической судьбе русского писателя, живущего в условиях полицейско-террористического режима. Он назвал историю русской литературы мартирологом или реестром каторги. Факты, перечисленные Герценом, были известны всей стране. Мимо них не могла пройти и мысль Гоголя. Он писал: "Три первостепенных поэта: Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, один за другим, в виду всех были похищены насильственною смертью в течение одного десятилетия, в поре самого цветущего мужества, в полном развитии сил своих..." 3

1 В. И. Ленин, Сочинения, т. 20, стр. 223--224.

2 Н. В. Гоголь, Письма, т. IV, стр. 46.

3 Н. В. Гоголь, Сочинения, изд. 10-е, т. IV, стр. 205.

Многие писатели пали жертвами в ожесточенной борьбе, которую вел русский народ за свое социальное освобождение. Участь этих писателей разделил и Гоголь, которого Максим Горький назвал "жертвой времени" 1.

1 М. Горький, "История русской литературы", Гослитиздат, 1939, стр. 135.

Большой интерес представляют мемуары актера А. П. Толченова, рассказывающие о встречах с Гоголем зимой 1850/1851 годов в Одессе. Страницы этих воспоминаний рисуют живой, обаятельный облик писателя. Еще при жизни Гоголя распространялись слухи о его недоступности, замкнутости, об его эксцентрических выходках. Толченов рассказывает, с каким изумлением он вспоминал эти слухи после первой же встречи с Гоголем: "Сколько одушевления, простоты, общительности, заразительной веселости оказалось в этом неприступном, хоронящемся в самом себе человеке" (наст. изд., стр. 419).

В упомянутых мемуарах раскрывается еще одна существенная черта Гоголя -- органически свойственный его характеру демократизм. Очень скованно чувствуя себя в светском, аристократическом обществе, Гоголь совершенно преображался, становился словно другим человеком, когда попадал в среду простых людей. Толченов пишет: "Неужели, думал я, это один и тот же человек, засыпающий в аристократической гостиной и сыплющий рассказами и заметками, полными юмора и веселости и сам от души смеющийся каждому рассказу смехотворного свойства, в кругу людей, нисколько не участвующих и не имеющих ни малейшей надежды когда-нибудь участвовать в судьбах России" (стр. 419). На основе своих личных впечатлений Толченов пришел к замечательному выводу: "Сколько мне случалось видеть, с людьми, наименее значущими, Гоголь сходился скорее, проще, был более самим собою, а с людьми, власть имеющими, застегивался на все пуговицы" (стр. 426).

Это важное наблюдение Толченова подтверждается многочисленными письмами Гоголя, полными гневного презрения к "надменной гордости безмозглого класса людей", к "благородному нашему аристократству", при одной мысли о котором "сердце... содрогается".

О последних годах жизни Гоголя находим ряд достоверных фактических сведений в мемуарах И. С. Тургенева, М. С. Щепкина, Н. В. Берга, О. М. Бодянского, Д. А. Оболенского. Весьма содержательны воспоминания доктора А. Т. Тарасенкова, получившие положительную оценку Чернышевского.