Голая обезьяна. Людской зверинец. Основной инстинкт
Шрифт:
Начнем с того, что лабораторная крыса более не бич, а слуга человечества. Отношение к ней сравнимо с отношением врача к пациенту, которого он готовит к операции, но затем, в экспериментальных целях, ее заражают раком те же самые руки, которые давали ей корм. Специфичны и отношения между фермером и принадлежащим ему домашним скотом. Он заботится о животных, а потом убивает их. Тем не менее мы не осуждаем его поведение, как не осуждаем действия человека, травящего крыс на своей кухне. Так что же мы имеем? Последовательность отношений между человеком и животным в лаборатории предусматривает заботу, а затем причинение боли и смерть. Последовательность отношений между человеком и животным на ферме предусматривает заботу, а потом типовое умерщвление. Последовательность отношений между человеком и животным на кухне предусматривает причинение боли и смерть. Другими словами, мы не возражаем против умерщвления после заботливого обращения или после причинения боли, но возражаем против причинения
Противники экспериментов над животными горячо оспаривают такую интерпретацию, утверждая, что они думают именно о крысе, а не об этих символических отношениях. Но если только они не строгие вегетарианцы, в буквальном смысле слова не способные обидеть муху, то это заблуждение. Если эти люди когда-либо принимали медицинскую помощь, значит, они лицемеры. Однако, если они честны, то признаются, что на самом-то деле их заботит предательство близости, присущее символическим отношениям между человеком и лабораторной крысой.
Теперь следует пояснить, почему я уделил столько внимания этому образцу человеческого поведения, который на первый взгляд не имеет никакого отношения к теме настоящей книги. Проблема экспериментаторов состоит в том, что им, чтобы успокоить общественность, снова и снова приходится рассказывать, как хорошо они обращаются с лабораторными животными и как замечательно тем живется в чистых светлых клетках в ожидании исполнения возложенной на них важной миссии. Их противников больше всего как раз и возмущает резкий контраст между этими условиями и тем, чем такая жизнь в итоге кончается. Ибо, как мы видели на протяжении всей книги, забота означает доверие, и крыса, в качестве символического слуги, полностью доверяет своему хозяину, который, сначала хорошо обращаясь с ней, по истечении определенного времени причиняет ей боль и заражает смертельной болезнью. Если бы это предательство случалось изредка и по суперсерьезной причине, большинство критиков, пусть и неохотно, мирились бы с такой необходимостью, но, поскольку подобное происходит миллионы раз каждый год, они не могут спокойно относиться к столь многочисленным фактам эмоционального предательства. Если человек способен умышленно причинять боль животному, которое ему доверяло и с которым он совсем недавно заботливо обращался, как можно доверять ему в личностных отношениях? Как может он хорошо относиться к своим настоящим детям, если постоянно обманывает своих лабораторных «детей»? Именно подобные опасения не дают покоя противникам проведения экспериментов с животными, хотя они остаются невысказанными.
Данная иллюстрация имеет определенное сходство с уже упоминавшейся – о коменданте концлагеря, который хорошо обращался со своей собакой и обрекал на смерть узников. В том случае доброта по отношению к животным служила для нас свидетельством того, что даже чудовище в человеческом облике не лишено способности испытывать нежные чувства. В данном случае все наоборот: человек, добрый по отношению к людям, в то же время способен причинять боль подопытным животным. Нас пугает именно этот контраст. Глядя, как добродушного вида военный похлопывает по спине свою собаку, мы не можем не думать о том, способен ли он отдать приказ вести огонь по людям. Глядя на счастливого отца, играющего со своими детьми, мы не можем не думать о том, способен ли он проводить эксперименты с животными. Мы начинаем путаться в системе ценностей. Наша вера в связующую силу телесной близости начинает колебаться, и мы восстаем против того, что называем жестокостью науки.
Нам прекрасно известно, что этот бунт не оправдан, поскольку научные исследования приносят человечеству огромную пользу, но их сущность в корне противоречит нашим понятиям о значении близких отношений, и мы ничего не можем с собой поделать. Тем не менее, заболев, мы бежим в аптеку за таблетками и не вспоминаем о лабораторных животных, которые умерли в ходе разработки этих таблеток.
Данная ситуация сложна для широкой общественности, но не представляет никакой сложности для ученых, ибо они не видят в своих отношениях с лабораторными животными никакого символизма. Исповедуя безжалостно объективный подход к своей работе, они еще на студенческой скамье преодолели эмоциональные трудности. Если они проявляют заботу о подопытных животных, то только для того, чтобы те оптимально соответствовали требованиям, предъявляемым к экспериментальным образцам, а не для того, чтобы удовлетворить свою эмоциональную потребность в телесной близости. Иногда это требует самодисциплины, поскольку даже при самом строгом интеллектуальном контроле телесные контакты способны сформировать привязанность. Подчас в большой лаборатории можно увидеть стоящую где-нибудь в углу клетку с жирным кроликом, ставшим своего рода талисманом данного учреждения, к которому все относятся как к домашнему питомцу и никто не помышляет использовать его в экспериментах. Этот кролик уже выступает
Людям, не принадлежащим к миру науки, провести такую грань трудно. Для них все животные – обитатели Диснейленда. Если они расширяют собственные горизонты с помощью документальных телевизионных фильмов и начинают забывать игрушечные образы зверюшек своего детства, это происходит в компании не специалистов фармакологических компаний, а натуралистов, которые наблюдают за жизнью животных, а не манипулируют ею.
Таким образом, проблема экспериментатора остается неразрешенной. Подобно хирургу, оперирующему пациентов, чтобы спасти им жизнь, он старается улучшить чью-то участь, но в отличие от хирурга не получает за это благодарности. Подобно хирургу он объективен и чужд эмоциям на работе. И в том и в другом случае чувствительность была бы губительна. В случае с хирургом это менее очевидно, поскольку за пределами операционного блока он может играть роль заботливого целителя. В операционной же этот специалист обращается с телами пациентов хладнокровно и беспристрастно. Если бы сие было не так, нам всем пришлось бы рано или поздно пострадать из-за этого. Если бы экспериментатор привязался к лабораторным животным и начал относиться к ним как к домашним питомцам, очень скоро он просто не смог бы проводить исследования, результаты которых помогают людям противостоять болезням. Он бы пришел в ужас от того, чем ему приходится заниматься. Точно так же, если бы хирург позволял себе проникаться сочувствием к страданиям пациентов, скальпель в его руке мог бы однажды дрогнуть… Если бы лежащие на операционном столе слышали разговоры врачей, они, наверное, были бы поражены их порой шутливым, порой деловитым тоном и оказались бы неправы. Высочайшая интимность проникновения в тело другого человека острым инструментом требует полного отключения чувств от происходящего. Если бы хирург проявлял во время операции эмоции, следующий близкий телесный контакт у его пациентов происходил бы с сотрудниками похоронного бюро.
В этой главе мы рассматривали использование живых заменителей людей в жаждущем телесных контактов мире. Если такие действия любовны, как в случае с поглаживанием и похлопыванием домашних питомцев, они доставляют большое удовольствие, но если контакты не согреты любовью, как в случае с лабораторными животными, то и никакого удовольствия нет. В целом на них приходится множество случаев тактильного взаимодействия, и в этом отношении представители фауны имеют для нас большое значение. Говоря о содержании домашних животных, мы подразумевали, что их владельцами являются взрослые люди, но дети старшего возраста тоже активно контактируют с ними, проявляя в подражание папам и мамам псевдородительскую заботу о них. Поскольку кошки и собаки, как правило, считаются псевдодетьми настоящих родителей, зачастую юные псевдородители больше привязаны к представителям других видов, к которым взрослые обычно относятся с пренебрежением – кроликам, морским свинкам и черепахам. Эти животные, не испорченные суперлаской, представляют отдельный, более закрытый, мир, где юные псевдородители могут найти замену человеческим телесным контактам.
На долю маленьких детей остаются игрушечные животные, которые заменяют заменителей. Они любят их, как если бы те были живыми существами, и испытываемая ими привязанность к плюшевым мишкам не менее сильна, чем привязанность старших братьев и сестер к любимому кролику или обожаемому попугаю. У многих девочек любовь к мягким игрушечным животным сохраняется даже тогда, когда они становятся взрослыми. На одной газетной фотографии, запечатлевшей освобожденных пассажиров захваченного террористами самолета, девочка-подросток судорожно прижимает к себе плюшевого медвежонка Тедди, и это говорит о многом. Когда у нас возникает сильная потребность в успокаивающем телесном контакте, для этого подойдет даже неодушевленный предмет, и это тема следующей главы.
7
Использование неодушевленных предметов
На рекламном щите в Цюрихе висит большой плакат с двумя изображениями одной и той же мужской головы, располагающимися рядом друг с другом. Головы идентичны, за исключением характерной детали: во рту одной – сигарета, во рту другой – детская соска. Предполагается, что смысл очевиден, поскольку изображения не сопровождаются ни единым словом. Не осознавая этого, дизайнеры сказали о значении курения гораздо больше, нежели намеревались. Они наглядно и весьма красноречиво объяснили, почему тысячи людей готовы подвергать себя риску тяжелых заболеваний и даже мучительной смерти.
Разумеется, плакат призван пристыдить взрослых курильщиков, заставить их почувствовать себя малыми детьми, но его содержание можно интерпретировать и в противоположном смысле. Если мужчина с соской во рту получает благодаря ей какое-то успокоение, подобно ребенку, это означает, что он выглядит инфантильным. Что ж касается другой головы, здесь проблема решена. Как и соска, сигарета приносит успокоение, но элемент инфантильности при этом отсутствует. Если содержание плаката интерпретировать так, оно может восприниматься как поощрение курения для тех, кто еще не открыл для себя его успокаивающий эффект. Курите, и сможете успокаиваться, не выглядя при этом незрелыми!