Голем 100

Бестер Альфред

— Каждый видел то же, что и остальные?

— Так точно, господин.

Индъдни тяжелым взглядом обвел свою группу. Все отвечали ему, по-видимому, искренне и убежден­но. Он вздохнул.

— Значит, все мы разглядели и проглядели причи­ну ужасно жестокой смерти?

— Так точно, господин.

— Именно так. А можем ли мы поверить в то, что видели и перестали видеть?

— Это нелегко, господин.

— Нелегко? Ну что вы — просто невозможно! И невозможно доложить Законникам. Уж лучше будет доложиться всем в психушку.

Ноздри субадара дрогнули. Он с любопытством при­нюхался —

ему были знакомы тысячи миазмов, осквер­нявших воздух Гили, но эта вонь была внове. Это было что-то необыкновенное. Он еще раз испытал потрясение.

* * *

— Где же Сатана?

— Да уж не здесь.

— Было хоть шевеление в пентакле?

— Ни малейшего.

— Вы что-нибудь почувствовали? Ты, Сара? Дья­вол тебя хватал за коленку?

— Даже не дотронулся, Реджина. Увы. Увы! УВЫ!!

— Разрази его! Как мы обломились!

— Мы его, верно, не застали дома.

— Ну кто-то же должен был нам ответить.

— Его номера, наверное, нет в справочнике.

— Да неважно это! Мы же заказали прямой разго­вор. Нет, мы так просто не сдадимся. На той неделе попробуем снова, хорошо?

* * *

Укрепленный полицейский участок Гили содрогал­ся от истерических, но совершенно невразумительных телефонных звонков. Однако когда субадар Индъдни прибыл на вызов со своей группой, он с ужасом понял, в чем дело.

Вокруг торчащего обломка колонны полуразру­шенного портика оперы ползал человек: оскальзыва­ясь, вновь поднимаясь, спотыкаясь, жалобно подвывая, закатываясь криком, вопия ко Христу и проклиная сво­их богов. Живот его разверзался, сочась кровью и истор­гая внутренности. Одна кишка была закреплена на ог­рызке колонны, и, в своем безостановочном кружении, несчастный по кусочку наматывал кишки вокруг колон­ны — связанный с ней гирляндой из кровавого сизого швартовного каната. Он потрошил себя, неумолимо го­нимый...

— Чем, —• взорвался Индъдни, — ну чем же? Ни­когда в жизни... Ни разу... Вы это видите? Мы все ви­дим?

Они увидели палача — вороненую нависающую глыбу, поблескивающую и отливающую сталью; был у нее облик или нет? Как амеба, аморфное создание ме­няло образ точно Протей: выдавливало из себя ноги, ступни, лапы, руки; десяток рук, сорок рук, тьму рук. Одни из них были накалены добела, да так, что их ме­таллический запах смешивался с гарью — они палили спину жертвы, жарили, гнали его бегом вокруг колон­ны, выматывая кишки, покуда он не пронзил Гиль воп­лем смертной муки и не скукожился трупом. Спавшая человеческая оболочка вдруг рассеялась — остался только неповторимый запах, оскорблявший нюх су­бадара.

«Так, наконец-то я понял, —подумал он. Из-за под­ступавшей тошноты он не мог говорить. — Я узнал этот bouquet de malades — запах безумия».

Тут ему удалось обратиться к своим помощникам:

— Вы видели? Мы все видели? До одного?

Все, что им удалось, это кивнуть.

— Ну, и что же мы такое видели?

Они отрицательно замотали головами.

— Человека? Животное? Существо? Беспомощное пожатие плечами.

— Там было лицо? Что-то на лице? Я ничего не заметил.

— Мы тоже, субадар.

— А ноги у него были. Много ног — то появлявши­еся, то исчезавшие, как сама

эта штука. И руки были. Вы сколько рук видели?

— Десять, господин.

— Нет, пятьдесят, господин.

— Гораздо больше, господин. Не меньше ста.

— Согласен. Итак, сторукое, а некоторые руки на­калены добела. Вы это видели?

— Да, субадар, но...

— Ага! Вы говорите: «Да, но...» — и осекаетесь. Да. Но. Но как может быть плоть накалена добела, верно? Мы это видели. Плоть не может отблескивать металлом. Но. Мы видели, как сто рук терзали и убивали. Мы видели, как это создание исчезло, а живые существа не исчезают. Оно было живым, однако смогло. Но. Но. Но. Как объяснить эти «но» Законникам? Как уяснить их для самих себя?

* * *

— Опять, снова сорвалось. Будь все проклято, да­мы! Не срабатывает.

— Не в этом ли наша беда, Реджина? Мы-то не прокляты — пока.

— А мы точно все заклятия пропели верно?

— Тютелька в тютельку.

— Ну а если это не те заклятия?

— Я их слово в слово взяла из моих скверных книг.

— А как насчет Десницы Славы, той, что я держа­ла? Она взаправдашняя? Свечка действительно из сала девственницы?

— Мой Нудник ручается, Ента. Рука, держащая свечу, и в самом деле взята от казненного преступника. У моего Нудника мощный блат в морге.

— Как ему это удается, Нелл?

— Взятки, Сара.

— Взятки? Зачем?

— А я-то думала, все знают! Мой Нудник, благо­слови его Боже, ярый некрофил.

— Дамы, ну хватит щебетать, прошу вас. Думаю, в этом все и дело — мы слишком легкомысленны. При­дется пробовать снова, и на этот раз будьте серьезны!

* * *

Они вытянулись ровным рядком. Их было десять: мальчик-девочка, мальчик-девочка, —навзничь лежав­ших на ржавой гнилой автомобильной свалке. Было бы совсем как в амурной карусели, если бы они прыгали друг на дружке, но они были мертвы.

— Крайне свежий Смертный случай, — заметил субадар Индъдни, тужась обрести равновесие. — Кровь у них еще идет, замечаете? — Он потянул носом, и его тонкое лицо свело в омерзении. Это снова был злове­щий bouquet de malades. — Ну да. Безусловно. Разуме­ется, опять наш Сторукий. Только такое чудовище мог­ло так все устроить.

Устроено было зверски незатейливо: у каждого юноши (пока он еще жил и чувствовал — об этом кри­чали застывшие в мучительной судороге лица) были вырваны гениталии и засунуты в рот девушки. У каждой девушки была оторвана грудь и засунута в рот юноше.

Субадар Индъдни с трудом перевел дыхание и трях­нул головой.

— Сознаюсь в некотором допущении, — обратился он к подчиненным. — Я, наверное, слишком долго про­жил в Гили. Когда я только попал в Коридор, он так сильно напоминал мой нежно любимый Бомбей. Я был так счастлив — как у себя дома. Но потом все начало меняться, и еще меняться, и опять меняться. Не так ли, джентльмены?

— Да, господин. Коридор и взаправду изменился в наше время.

— Разумеется, перемены всегда должны происхо­дить, и мы всегда, как культурные люди, должны к ним приноравливаться. Но к чему? Вот к этому? Или к дру­гим Смертным, порожденным Сторуким? Что это за