Голем в оковах

Пирс Энтони

— А я знаю, что это такое! — радостно воскликнула Рапунцель, когда они, наконец, отодвинулись друг от друга. — Поцелуй, вот что.

Гранди кивнул — ни на что другое у него просто не было сил. Для него, как и для нее, это был первый опыт такого рода. И лучше бы ему быть последним, печально подумал голем.

— Как у меня получилось?

— Что получилось?

— Ну, поцелуй. Хорошо я тебя поцеловала?

— Хорошо? — Гранди просто не мог описать своих ощущений. Голова его шла кругом, кровать уходила из-под ног. Но он чувствовал, что не имеет права говорить

ей что-либо подобное. А заявить обратное не решался, — вдруг Рапунцель расстроится. — Ох.., да.

— Люди обычно жалеют о том, что поцеловались? — весело спросила девушка.

— Обычно нет, — промямлил голем.

— Вот и хорошо, потому что я ни чуточки не жалею. Давай, теперь я попробую.

— Ты не понимаешь!.. — протестующе воскликнул Гранди, отклоняясь назад.

— Конечно. Но я попытаюсь понять. Мне хочется знать, как живут люди в реальном мире. — Она подалась к нему, вытянув губки.

Голем попытался отодвинуться, но шлепнулся навзничь. Девушка упала на него сверху.

— Вот так? — И она прижалась губами к его губам.

Гранди пребывал в глубокой уверенности, что должен, просто обязан отказаться от этого, но, ощутив вкус ее поцелуя, позабыл обо всем на свете. Через некоторое время Рапунцель подняла голову и радостно улыбнулась:

— Как здорово! Я и не знала, сколько упустила, оставаясь в башне.

Гранди тоже был лишен таких радостей всю свою жизнь, но испытанное наслаждение лишь усугубило его печаль. У него не было надежды на счастье, тогда как Рапунцель рано или поздно предстояло связать свою судьбу или с человеком, или с эльфом.

— Близится рассвет, — грубовато буркнул он. — Надо отнести кровать в укрытие.

Девушка безропотно согласилась. Она села, увеличилась и помогла Храповику перенести кровать под тенистое зонтичное дерево. Затем нарвала фруктов, принесла их на кровать, снова уменьшилась и уселась рядом с Гранди. Они с аппетитом принялись за еду. Солнце уже светило вовсю.

— Думаю, призрак ушел, — сказал Гранди. — Ведьма должна в кого-нибудь воплотиться. Мы можем расслабиться.

Девушка кивнула. Они сидели бок о бок, и, чем дольше голем находился с ней рядом, тем больше она ему нравилась. Он прекрасно понимал, что, когда Рапунцель определится насчет своего будущего — решит, среди людей ей жить или среди эльфов, — его одиночество станет еще более беспросветным, чем прежде. Но это путешествие им предстояло проделать вместе, и кажется, ни один из них не торопился его закончить. Они улеглись.

Рапунцель взяла Гранди за руку, и он не возражал, — не хотел показывать, как много это для него значит, ведь Рапунцель невинна, словно дитя, отчего казалась ему еще милее. Скоро обоих сморил сон. Кобылки-страшилки на сей раз не появлялись, но вместо кошмара объявился комар. Усевшись на Гранди, он вонзил свой хоботок ему в ногу. Для человека комариный укус пустяковина, но для голема он весьма ощутим. Мигом проснувшись, Гранди схватил комара за крылышки.

— Ты чего кусаешься? — спросил он на насекомом наречии, глядя, как на ноге вздувается волдырь.

— Я тебя еще не так укушу, ничтожный големишка! —

пропищал комар.

— Да? — Гранди огляделся по сторонам и приметил большую паутину. — Хочешь это насекомое? — спросил он по-паучьи.

— Еще бы! Если сам есть не будешь, давай сюда — не пропадать же добру.

Гранди встал и посадил комара на паутину:

— Хватай.

В один миг комара опутала клейкая сеть.

Затем паук приблизился и откусил ему голову.

— И поделом, — пробормотал Гранди, сдерживая приступ тошноты. Он вытер руки о матрас, размышляя, с чего это вдруг комар проникся к нему такой злобой.

— Ой! — взвизгнула Рапунцель.

Прямо на голема летела большущая пчела.

Он увернулся. Ударившись о матрас, пчела засадила свое жало туда.

— Опять промашка! — прожужжала она и испустила дух, ибо была из тех пчел, которые умирают, ужалив. Гранди взял ее за крылья и сбросил с кровати.

— Хотел бы я знать, — пробормотал он, — почему здешние насекомые так меня не любят?

— Не только насекомые! — воскликнула Рапунцель. — Смотри!

Теперь к ним с гудением приближалась среднего калибра колибри. Птица нацелила клюв на голема, но он ловко отскочил в сторону. Ударившись с лету о ствол зонтичного дерева, колибри замертво упала на землю. Гранди удивленно подкачал головой:

— Странно. Все они бросаются на меня, как на заклятого врага, даже смерти не боятся.

Кусты зашуршали, и оттуда, разевая усеянную острыми зубами пасть, выскочила крыса.

— Сначала я отгрызу тебе ручонки, потом ножонки, а напоследок головенку, — пропищала она. — То-то будет забава!

— Тебе с ней не справиться! — вскричала Рапунцель.

И действительно, крыса значительно превосходила голема размером и весом и к тому же обладала природным оружием, которого у Гранди не было. Она стала взбираться наверх по ножке кровати.

— Храп! — крикнул голем.

К счастью, кровать стояла в тени. Волосатая лапа высунулась из-под кровати, ухватила крысу и шмякну ла о дерево. Крыса пискнула и упала на землю — уже мертвая. Гранди позволил себе чуточку расслабиться.

— Что-то здесь не так, — проворчал он. — Все эти твари вовсе меня не знают, но…

Закончить свою мысль он не успел — из зарослей выскочило обыкновенское животное, именуемое собакой. Не иначе как, когда чары на границе с Обыкновенией ослабли, некоторые тамошние существа перебрались в Ксанф. Многих сожрали чудовища, но некоторые выжили, к их числу относились собаки.

Пуская слюну из разинутой пасти, собака устремилась к Гранди. Рапунцель завизжала, увеличилась и прыгнула в кусты.

Собака прыгнула на кровать. Гранди увернулся. Она пролетела мимо, перекатилась на бок и злобно прорычала:

— Все равно я прикончу тебя, Гранди!

Оскалив зубы, собака вновь прыгнула на голема. Тот опять увернулся; собака не могла изменить направление полета в прыжке, но снова нацелилась на голема. Он понимал, что это не может продолжаться долго, на дерево ему не забраться, приходилось оставаться на кровати, где рано или поздно псина его поймает.