Голиаф
Шрифт:
Но когда доктор Барлоу с улыбкой, полной сочувственной нежности, направилась к страдальцу-вильдграфу, лицо его смягчилось. И вскоре они уже увлеченно беседовали в скрытной тени своего уголка.
— Может, я говорю не по делу, господин, — сказал, глядя на них, Хоффман, — только кажется мне, что их дуэт по меньшей мере странный, разве нет?
— Почему, — добродушно хмыкнул Клопп. — Наоборот, парочка что надо. Один другого стоит.
— Вы знаете, господин, о чем мне все время думается? — по секрету признался Бауэр. — Что с той поры, как они встали по одну сторону, эта война
— Заговорщики, — шепнул на ухо Алеку Бовриль.
Прошел еще час, прежде чем Алек сумел наконец выпутаться из объятий благожелателей и охотников за интервью и из грузового отсека потихоньку ретироваться в кладовую, куда до этого тихо удалилась Дэрин. Она по-прежнему сидела там, в ожидании, на бочонке меда от фабрикатных корабельных пчел.
После последнего скомканного прощания в сербском консульстве Алек с Боврилем видели ее впервые, и зверок попросту бросился ей на руки. Алек, можно сказать, тоже был не прочь, но с другой стороны незапертой дверцы шумел людный грузовой отсек. Поэтому Алек лишь кивнул, не зная даже, с чего начать.
Он-то думал, что теперь до следующей их встречи пройдут годы, но даже три недели показались сроком немыслимо долгим. Сказать это вслух он не осмеливался, во всяком случае пока.
Дэрин, поглаживая головенку Боврилю, не отрываясь смотрела на медаль Алека. Это, конечно, была та же самая награда, что и на ее парадном кителе, и та, которой за спасение жизни Дэрин был посмертно удостоен ее отец.
— Дурь какая-то, — сказала она наконец. — Давать медаль за то, что человек шмякнулся.
— Я и в самом деле, наверно, ее не заслуживаю? — спросил он.
— Да ты их заслуживаешь целую груду, Алек! За спасение корабля там, в Альпах, и за Стамбул, и еще за то, что отключил машину Теслы! — Она ненадолго смолкла. — Хотя за последнее от Адмиралтейства ты ничегошеньки не получишь: ведь ты спас Берлин.
— А ты, ты, Дэрин! Ведь ты при всем этом тоже была и участвовала, но я не вижу, чтобы хоть одна из медалей украшала тебе…
На него нашел кашель, и он отвел глаза.
— Грудь! — внятно сказал Бовриль.
Дэрин при этом захохотала, но не Алек.
— Да мне и одной довольно, спасибо, — отсмеявшись, сказала она. — И меня не было рядом, когда ты останавливал «Голиаф».
— В каком-то смысле ты была, — тихо сказал он, уставясь в пол. Лишь мысль о ее спасении заставила его нажать на тот курок.
Дэрин посмотрела на него с озорной улыбкой:
— А ты, я вижу, так и не оправился после того удара головой?
— Малость того! — сказал Бовриль.
— Пожалуй, что и нет. Так многое с той поры в мозгах вертится. — Алек посмотрел на нее глаза в глаза. — Хотя, конечно, кое-что прояснилось.
Бовриль хихикнул, а Дэрин, наоборот, хмуро отвернулась. Повисло неловкое молчание, невольно подумалось: неужели теперь между ними вот так будет всегда — неловкое заикание, неуверенность?
— Я должен тебе кое-что сказать, — произнес он. — Один секрет насчет Теслы.
— Да? — Глаза у Дэрин расширились. — Вот черт.
— Эх, нам бы куда-нибудь подальше от глаз, — неуверенно сказал Алек и, сердясь на свою нерешительность, вмиг решил, куда именно ему
— Кто знает, — широко улыбнулась Дэрин. — В сопровождении награжденного офицера, может, и пустят. Да и мне, возможно, пришло время опробовать тросы.
— Ой, у тебя ж, наверно, колено еще болит! А твоя трость?.. — Заметив накануне Дэрин среди толпы, он лишь машинально заметил, что трости при ней нет.
— Да брось ты, со мной уже все в порядке. Просто стараюсь без надобности не рисковать. А вот узлы уже все позабыла! — Она тряхнула головой. — Но если ты готов лезть вот так, при параде, то и я попробую за тобой угнаться.
ГЛАВА 43
«Левиафан» зависал над Ист-Ривер якобы с целью патрулирования от германских водоходов, способных атаковать Манхэттен (вероятность чего была более чем скромная). С юга задувал океанский бриз, отчего городские шпили не затягивались туманом. Интересно, что думает о чужеродных ему небоскребах дремлющий воздушный зверь — ведь они почти одних с ним габаритов, только всажены торчком в землю, вытягиваясь указующими перстами прямо к небу. Колено при совместном карабканье по тросам, конечно же, сразу дало о себе знать, хотя жжение в нем было уже, можно сказать, привычным. Ощущение вервей на руках и чуткое подрагивание под ногами воздушного зверя вытесняли все остальное. А как выбрались на хребтину, мышцы рук ныли еще больше, чем повреждение.
— Вот черт, размякла вся.
— Что-то не похоже, — сказал Алек, расстегивая на выходном костюме верхние пуговицы.
Наблюдение за субмаринами велось с гондолы, к тому же половина экипажа все еще не разошлась с наградной церемонии, так что наверху сейчас почти никого не было. Дэрин повела Алека вперед, подальше от немногочисленных такелажников, занятых посередине корабля. Когда по дороге миновали колонию стрелковых мышей, Бовриль на плече у Дэрин пошевелился, имитируя их тихий шепот. На носу корабля было пусто, но заговорить Дэрин решилась не сразу. Честно признаться, достаточно было просто стоять здесь, рядом с Алеком, под солоноватым бризом. Видимо, этот самый секрет насчет Теслы подразумевал какие-то сведения о метеоре, и заговорить об этом — значило окончательно все испортить. Но стоять так бесконечно тоже было нельзя, как бы того ни хотелось. Пришлось подать голос:
— Ну ладно, твое высочество. Что там за секрет?
Алек повернул лицо к гаснущему небу, глядя туда, где в полусотне миль отсюда находилась разрушенная машина Теслы.
— Знаешь, — сказал он просто, — Теслу убили не германцы. А я.
Прошла секунда, прежде чем смысл этих слов дошел до Дэрин.
— Это не то, что я… — начала она как бы по инерции. — Э-гм.
— Иного пути остановить его не было. — Алек посмотрел вниз, себе на руки. — Я убил Теслу его собственной тростью.
Дэрин подошла ближе и взяла Алека за руку. Вид у него был такой же печальный, как тогда, в первый день на борту «Левиафана», когда он еще находился под гнетом неотвязных мыслей о смерти родителей.