Голицыны. Главные помещики
Шрифт:
По правую сторону от дома стоял сделанный в натуральную величину ледяной слон, на котором верхом сидел ледяной персиянин; рядом на земле стояли две ледяные персиянки. Этот слон, пустой внутри, был хитро сделан: днем он пускал воду на высоту почти четыре метра, а ночью, к великому удивлению всего Петербурга, выбрасывал горящую нефть. Более того, ледяной гигант мог кричать как живой слон, благодаря тому, что «потаенной в нем человек трубою производил» соответствующие звуки.
Устройство праздника было поручено кабинет-министру Волынскому. Чтобы сообщить свадебному действу особый размах и пышность, в столицу выписали по паре представителей всех народов, обитавших в России. Этнографическая пестрота костюмов, национальные песни и пляски должны были не только украсить и разнообразить забаву: они призваны были продемонстрировать императрице и ее иностранным гостям огромность могущественной империи и процветание всех разноплеменных ее жителей.
Вот какое описание необычайной свадьбы дал
«Да тогож 1740 году была куриозная свадьба. Женился князь Голицын, который тогда имел новую фамилию Квасник, для которой свадьбы собраны были всего государства разночинцы и разноязычники, самаго подлаго народа, то есть Вотяки, Мордва, Черемиса, Татары, Калмыки, Самоеды и их жены, и прочие народы с Украины, и следующие стопам Бахусовым и Венериным, в подобном тому убранстве, и с криком для увеселения той свадьбы.
А ехали мимо дворца. Жених с невестою сидел в сделанной нарочно клетке, поставленной на слоне, а прочий свадебной поезд вышеписанных народов, с принадлежащею каждому роду музыкалиею и разными игрушками, следовал на оленях, на собаках, на свиньях…»
Когда все разместились за праздничными столами, «карманный Ея Величества стихотворец» Василий Тредиаковский, еще одна невольная жертва этой бесчеловечной потехи, огласил заказанные ему свадебные вирши:
Здравствуйте, женившись, дурак и дура,Еще <…> дочка, тота и фигура!Теперь-то прямо время вам повеселиться,Теперь-то всячески поезжанам должно беситься:Кваснин дурак и Буженинова <…>Сошлись любовно, но любовь их гадка.Ну мордва, ну чуваши, ну самоеды!Начните веселье, молодые деды,Балалайки, гудки, рожки и волынки!Сберите и вы бурлацки рынки,Плешницы, волочайки и скверные <…>!Ах, вижу, как вы теперь ради!Гремите, гудите, брянчите, скачите,Шалите, кричите, пляшите!Свищи, весна, свищи, красна!Не можно вам иметь лучшее время,Спрягся ханский сын, взял ханское племя:Ханский сын Кваснин, Буженинова ханка,Кому то не видно, кажет их осанка.О пара, о нестара!Не жить они станут, но зоблют сахар;А как он устанет, то другой будет пахарь,Ей двоих иметь диковинки нету,Знает она и десять для привету.Итак, надлежит новобрачнымприветствовать ныне,Дабы они во все свое время жили в благостыне,Спалось бы им, да вралось, пилось бы, да елось.Здравствуйте, женившись, дурак и дурка,Еще <…> дочка, тота и фигурка.На ночь у дверей Ледяного дома встал караул, дабы молодожены не сбежали из отведенных им покоев. Голицын и Буженинова чудом пережили ночь на ледяной кровати и утром вышли живыми из ледяного ада (литературное предание гласит, что Евдокии Ивановне удалось, подкупив стражу, раздобыть полушубок, и тем самым она спасла себя с мужем от смерти).
Однако Евдокия Ивановна после этого долго болела и спустя два года умерла.
В исторической литературе бытует мнение, что от пережитого унижения Михаил Алексеевич Голицын повредился умом (в словаре Брокгауза и Евфрона говорится, что, когда Анна Иоанновна решила женить князя, он уже пребывал в состоянии, близком к идиотизму), между тем сохранившиеся образцы его остроумия свидетельствуют об обратном. Судите сами.
Как-то в обществе
– Кажется, я вас где-то видела.
– Как же, сударыня, – тотчас отвечал Квасник, – я там весьма часто бываю!
Об одном живописце говорили с сожалением, что он пишет прекрасные портреты, а дети у него весьма непригожи. Услышав это, Квасник пожал плечами:
– Что же тут удивительного: портреты он делает днем, а детей – ночью.
Однажды всемогущий временщик императрицы герцог Бирон спросил Квасника:
– Что думают обо мне россияне?
– Вас, ваша светлость, – отвечал он, – одни считают Богом, другие Сатаною, и никто – человеком.
Одна пожилая дама, будучи в обществе, уверяла, что ей не более сорока лет от роду. Квасник, который хорошо знал истинный ее возраст, обращаясь к присутствующим, сказал:
– Можете ей поверить, потому что она больше десяти лет в этом уверяет.
Известный генерал фон Девиц на восьмидесятом году жизни женился на молоденькой смазливой немке из города Риги. Будучи накоротке с Квасником, он написал ему о своей женитьбе, прибавив при этом: «Конечно, я уже не могу надеяться иметь наследников». На это Голицын ему отвечал: «Конечно, не можете надеяться, но всегда должны опасаться, что они будут».
Герцог Бирон послал однажды Квасника быть вместо себя восприемником от купели сына одного из камер-лакеев.
Квасник исправно выполнил поручение. Но когда он докладывал о том Бирону, временщик, будучи не в духе, назвал его ослом.
– Не знаю, похож ли я на осла, – возразил Квасник, – но знаю, что в этом случае я совершенно представлял вашу особу.
В браке с Евдокией Ивановной Бужениновой у Михаила Алексеевича родился сын, князь Андрей (1740–1777). В год его рождения новая правительница России Анна Леопольдовна распустила придворных шутов и освободила Голицына от его шутовских обязанностей: она запретила «нечеловеческие поругания» над «дураками», навсегда уничтожив в России позорное звание придворного шута. Голицын оставил столицу и перебрался сначала в родовое Архангельское, а после смерти Евдокии Бужениновой переехал в купленное им имение в Костентинково. Здесь он в 1744 году женился в четвертый раз на Аграфене Алексеевне Хвостовой (1723–1750), которая родила от него трех дочерей, Варвару (1746–1767), Анну (1748–1813), Елену (1750), и сына, Алексея (1749–1751) (по всей видимости, Михаил Алексеевич в своей личной жизни действительно не придавал особого значения церковным установлениям, ведь по православной традиции жениться можно не более трех раз). Голицын прожил в Костентинково целых 35 лет. Умер он в 1778 году в возрасте 80 лет, в родовом селе Братовщине (расположенном под Москвой, по старой Троицкой дороге, ведущей из Москвы в Троице-Сергиеву лавру, Ярославль и далее на север в Архангельск), где в 1887 году П. Полевой открыл его могилу, о чем поведал в своей заметке в «Историческом вестнике» (1890, № 1). Историк-этнограф И. М. Снегирев сообщал, что на церковной паперти Братовщины видел надгробный камень князя, вросший в землю и отмеченный полустертой надписью.
Из всего многочисленного потомства Михаила Алексеевича лишь его внук Андрей Андреевич (1770–1855) стал продолжателем ветви Васильевичей рода Голицыных.
Князь-миссионер
Судьба Дмитрия Дмитриевича Голицына (1770–1840) весьма необычна для представителя древнего княжеского рода России: он не только стал римско-католическим священником, но и был лишен российского подданства.
Сын русского дипломата князя Дмитрия Алексеевича Голицына (см. выше) и дочери имперского графа-католика, прусского фельдмаршала, графини Амалии фон Шметтау, будущий миссионер родился 22 декабря 1770 года в Гааге. Юный князь получил великолепное светское образование (с 1780 года он вместе с матерью и сестрой, впоследствии княгиней Сальмской, проживал в Мюнстере, где учился в местной гимназии при католическом университете, основанном Францем Фюрстенбергом), однако, вследствие индифферентизма матери и полного безверия отца, вовсе не воспитывался религиозно. Между тем в 1786 году мать его после болезни стала глубоко верующей и с тех пор до самой смерти предавалась постоянной молитве и раскаянию. Обращение матери произвело сильнейшее впечатление на Голицына, и в 1778 году он принял католичество под именем Августина (за что ему было отказано в месте при русском дворе).
В 1792 году Д. Д. Голицын по настоянию отца короткое время состоял на австрийской военной службе, но в том же году родители послали его в Северную Америку. Вскоре после прибытия в США Дмитрий Голицын изъявил желание стать священником, поступил в Балтиморскую духовно-католическую семинарию, и уже 16 марта 1795 года Джон Кэролл рукоположил его в священный сан. Так потомок русского княжеского рода Дмитрий Дмитриевич Голицын, приняв имя Августин Смит, стал вторым католическим священником, рукоположенным на американской земле.