Голливудская улыбка демона
Шрифт:
– Полиночка, а это надо отнести на кухню, – сказала Елена Ивановна, подхватывая два баула. – Ксеня, что стоишь как неживая? Бери рюкзак!
– Простите, а что там? – осторожно поинтересовалась я.
– Продукты. Когда я была у вас в прошлый раз, то успела заметить, что вы питаетесь одними полуфабрикатами. То, что ваш дедушка принес из магазина, есть вредно.
– Но мы привыкли так питаться. Зря вы все это затеяли.
– Ничего не зря! Полиночка, я должна вас отблагодарить за то, что вы сделали для нашей семьи. Вчера я испекла пирог,
– Да, – подтвердила девушка, боясь поднять на меня глаза.
– Холодец? Кто здесь говорит про холодец? Это же мое самое любимое блюдо! А, это вы, Елена Ивановна, – дедуля вышел в прихожую, поклонился гостьям, затем сделал шаг к Курниковой-старшей и поцеловал ей руку, введя женщину в крайнюю степень смущения. – А вы, барышня, если я не ошибаюсь, Ксения?
– Да, – также скромно подтвердила Курникова-младшая.
Ариша поцеловал и ее руку, потом распорядился:
– Полетт, неси провизию на стол! Кутить будем!
Кроме пирога с черникой и холодца, Курниковы притащили разносолы и несколько баночек варенья. При виде этих домашних заготовок дедуля радовался как ребенок. Елена Ивановна тоже была в приподнятом настроении. Оно и понятно – дочь вернулась домой. А вот на Ксюше лица не было. Она около трех месяцев провела в следственном изоляторе, ей светил срок. Она же вышла на свободу без всякой судимости, но будто бы не была этому рада.
Пока дед развлекал гостей своими байками, я переоделась и вернулась в столовую. Елена Ивановна заваривала чай, а Ксюша резала пирог и улыбалась. Значит, Арише удалось отвлечь ее от тяжелых дум. Завтрак был готов без моего участия, и я предложила пройти в одну из гостиных.
– А может, здесь почаевничаем? – предложила мамаша. – Здесь так уютно, по-домашнему.
«Будто в наших гостиных неуютно», – подумала я, но возражать не стала.
После завтрака донельзя хозяйственная Елена Ивановна стала мыть посуду, а я предложила Ксюше где-нибудь уединиться и поболтать о нашем, девичьем. Девушка вопросительно посмотрела на мать.
– Конечно, конечно, идите, пообщайтесь. А мы уж тут с Аристархом Владиленовичем лоск наводить будем. Люблю, когда посуда блестит.
Я привела Ксению в гостиную, выполненную в стиле кантри, туда же, где несколько недель назад общалась с ее матерью.
– Располагайся где хочешь, – сказала я. Девушка выбрала диванчик, а я села в кресло. Без толку было надеяться на то, что Ксюша сама начнет рассказывать о наболевшем, поэтому пришлось взять инициативу разговора в свои руки: – Ксения, я знаю о том, что с тобой произошло до ареста, гораздо больше, чем твоя мама. Возможно, даже больше, чем ты сама.
– Да, – подтвердила Курникова тоненьким голосочком, – я до сих пор не понимаю, что произошло тогда и что происходит сейчас. Это какой-то кошмарный сон. Я его так любила, так любила, а Он… Почему Он так со мной поступил?
– Ты имеешь в виду Игоря
– Да.
– Ксения, этот человек не достоин твоей любви.
– Я знаю, что Он женат, что у Него есть сын, но ведь сердцу не прикажешь. Он – моя первая любовь, от этого чувства нельзя отречься. Я сидела там и представляла себе, как мы с Ним встретимся. Любовь к Нему помогала мне выдержать все кошмары следственного изолятора… А все оказалось совсем по-другому. Почему?
– Ксюша, скажи, а почему ты не называешь свою первую любовь по имени. Ты говоришь не «Игорь», а «Он»? – Я не могла не вспомнить, что Соня Белоглазова, рассказывая о своих чувствах к Щербакову, тоже употребляла не его собственное имя, не фамилию, а местоимение.
– Не знаю. А почему вы об этом спрашиваете?
– Так, не надо никаких «вы», только «ты». Ладно?
– Я постараюсь.
– Так вот, Ксюша, я сказала, что Игорь не достоин твоей любви вовсе не потому, что он женат. Он – подлец. Я понимаю, тебе нелегко будет это услышать, но ты для Щербакова была лишь одной из его многочисленных женщин, он, не задумываясь, тебя подставил, чтобы спасти свою шкуру.
– Да, я слышала в суде, что ему кто-то позвонил и, скорее всего, предупредил о засаде, но я толком ничего не поняла.
– Сейчас поймешь. – Я рассказала о романе бывшей кадровички «Астры» с Щербаковым, о том, как Костенко решил доказать свою чистоплотность, и о том, как в ситуацию вмешалась его младшая дочь.
– Неужели это правда? Ладно, Соня была до меня. А теперь, когда я маялась в СИЗО, Он развлекался с Таней? Неужели Он мог так быстро меня забыть?
– А ты еще в этом сомневаешься? Если считать все его любовные интрижки, то со счета собьешься.
– Интрижки? Значит, наши отношения были для него всего лишь интрижкой? – Ксения была в шоке.
Я поняла, что должна ее отвлечь.
– Кстати, насчет «отката» фирме «Стройка-2000». Это правда, что ты не знаешь, как второй пакет с деньгами оказался в твоей сумке?
– Правда. Наверное, я взяла его вместе с пакетом, предназначенным Костенко, и не заметила этого.
– Скажи, а не мог ли Игорь Дмитриевич незаметно подсунуть его в твою сумку?
– Нет.
– Подумай хорошенько.
– Я отлично помню тот день. Нет, Он не мог, а вот Людмила… Она заходила ко мне в кабинет, сказала, что ей нужен степлер. Да, Тенькова вертелась около стола…
– Тенькова?
– Да, это менеджер по работе с имуществом физических лиц. Пожалуй, она могла засунуть в мою сумку тот пакет. У нее в руках была кипа каких-то бумаг, он мог быть спрятан среди них…
– Тенькова заходила в твой кабинет уже после того, как Щербаков объявил тебе о самостоятельной поездке в ресторан?
– Да. Но я не понимаю, зачем понадобилось подсовывать мне эти деньги.
– Чтобы тебя арестовали наверняка, – сказала я, понимая, что режу по живому.
– Но зачем? – Курникова продолжала барахтаться в своем неведении.