Голливудские жены

Коллинз Джеки

Золотистый Ангел Надежды хочет слиться со Стражем Порядка.

Он оседлал ее, приготовился в нее войти, занес руку с ножом, чтобы одновременно и ударить.

И да сольются они.

Бадди схватил его сзади — в отчаянном броске, от которого оба потеряли равновесие и свалились на пол. Боролись они несколько секунд, потом Дек издал горлом какой-то нечеловеческий звук и ударил ножом, целясь Бадди в лицо. Нож полоснул по ладони, хлынула кровь.

Боли Бадди не почувствовал, он чувствовал только ярость, и ярость придала ему силы. Правой рукой он схватил Дека за руку, в

которой был нож, и начал отгибать назад запястье… медленно… медленно… с силой.

Глаза их на миг встретились. Черные с черными. Разные и все-таки одинаковые.

— КТО ОН — БАДДИ ХАДСОН?

Дек завопил, кулак его вдруг разжался, и нож, устремившись вниз, вонзился ему прямо в глотку.

Когда Леон ввалился в комнату, все было кончено.

Эпилог

Вторжение к Сейди Ласаль, убийство Ферди Картрайта и то, что за этим последовало, ввергло Голливуд в шок, который стал по-настоящему жутким, когда рано утром в воскресенье Вулфи Швайкера нашли в его собственной спальне, застреленного каким-то неизвестным. Народ запаниковал. Все помешались на безопасности. Резко подскочил спрос на сторожевых собак, личных телохранителей, бронированные лимузины и оружие. Начало всему положила Биби Саттон, превратив свою спальню в неприступную крепость: оборудовала ее металлическими ставнями, которые открывались и закрывались с помощью электроники, и поставив дверь, которыми обычно оснащают сейфы в банках.

Сейди Ласаль и Ангель Хадсон срочно доставили в отделение экстренной помощи. Опытным врачам удалось предотвратить у Ангель выкидыш. Через несколько дней ее отпустили домой, наказав ничего не принимать близко к сердцу и отдыхать.

Сейди отделалась не так счастливо. У нее оказались перелом двух ребер, скулы и носа и многочисленные ушибы. К тому же она перенесла шок и совершенно ничего не помнила.

Леон Розмонт ее допросил, но ничего не узнал. Ангель также нечего было сказать. Ни та, ни другая не дали никаких зацепок, словно сговорились хранить молчание.

У Леона были свои соображения, но, даже если они был прав, теперь-то какая разница?

Дек Эндрюс погиб. Но загадка осталась.

Оливер Истерн следил за событиями, разыгравшимися в субботу и воскресенье, по телевизорам, которые были повсюду расставлены у него в доме. В понедельник он рано утром отправился в офис, прикидывая, как бы сразу засадить за работу сценариста.

Какой бы вышел фильм! А если еще подписать контракт с Бадди Хадсоном, чтобы тот сыграл себя самого!

Ровно семь часов. Ретивый служака уже ждет, чтобы отогнать машину от подъезда в гараж. Чтоб Оливер Истерн да лично въехал в подземный гараж…

Сверкающий «Бентли» передан из рук в руки, а он торопливо входит в здание и останавливается у газетного киоска купить утренние газеты и три пакетика мятных лепешек — освежить дыхание. Утренний ритуал.

По лестнице он взбежал по-спортивному. Еще один утренний ритуал. Нет у него времени на тренировки и гимнастические залы. Бег вверх по лестнице — отличное упражнение для сердечно-сосудистой системы. Бесспорно, лучше, чем отжиматься на полу или прыгать через веревочку. К тому времени, как он добирается до своего офиса на крыше, сердце у него колотится точно в таком темпе, какой и предписан при напряженных физических упражнениях.

Он

влетел в свой офис, немой свидетель удовольствий, которые он испытывал, когда удавалось объегорить клиентов. Большой перетрах — но в чем и смысл жизни, как не в этом?

Его секретарша раньше девяти не появлялась. Это его вполне устраивало, поскольку было время принять душ и без помех переговорить по телефону с Нью-Йорком. Он отворил дверь в свой кабинет — личное его убежище, где он так любил сидеть за своим письменным столом, отделанным тисненой кожей, и любоваться безукоризненным блеском кожаных диванов, превосходными коврами и изящным антиквариатом.

Посредине стола стояла большая коробка, обернутая в подарочную бумагу. Оливер любил получать подарки. Он разорвал обертку, открыл коробку, подозрительно потянул носом, потом взревел от дикого бешенства.

И отшатнулся — раздавленный.

Монтана выбрала именно эту минуту, чтобы неторопливо войти в кабинет.

— Доброе утро, Оливер. Зашла вот, чтобы кое-что забрать. — Она помолчала. — Бог мой! Чем это воняет? — Она двинулась к столу. Он стоял как каменное изваяние. Она заглянула ему через плечо и отступила назад. — Оливер! — воскликнула она. — Тебе прислали кучу говна. О господи! — Она не смогла удержаться от смеха. — Ох, Оливер! Кто это так над тобой подшутил?

Физически натренированным он никогда не был. Если требовалось кого-нибудь отколошматить, он нанимал для этого дела профессионалов. Но сейчас он был в таком бешенстве, что потерял над собой контроль. Он развернулся и бросился в атаку.

Промахнулся.

Она спокойно отступила, он поскользнулся и растянулся на полу.

И взвыл от обиды.

Она грациозно удалилась. Ох, долго еще будет она с удовольствием вспоминать выражение ужаса налицо Оливера! А устроить все это было так легко. Звонок в бюро услуг, удачно названное «Вы просите — мы выполняем», и после минутного удивления они со старанием, достойным восхищения, приняли заказ и доставили красиво упакованный подарок — свеженький, прямо из-под быка. Монтана про себя усмехнулась. В конце концов Оливер Истерн получил все бычье дерьмо, с каким мог управиться, — до конца жизни.

К полудню новость эта облетела весь Голливуд.

Рэтс Соресон наводнил газетные киоски номерами «Правды и факта» через неделю после того, как газеты откричали по Сейди Ласаль.

Росс Конти обрел величие. Ну… не совсем величие. Скорее репутацию самого большого трахальщика со времен Эррола Флинна. Вот он на обложке — в восхитительных красках, во всем великолепии, данном ему природой. В сопровождении очень услужливой и очень голой Карен Ланкастер.

Это принесло Россу то, что несколько лет назад принес Берту Рейнольдсу разворот в «Космополитене».

Немедленное превращение в суперзвезду. По новой.

Он снова был на первом плане — совсем как в доброе старое время.

Несомненно, помогло и то, что на лице у него была улыбка, а ниже — эрекция, из-за чего журнал попытались изъять из киосков по требованию нескольких разъяренных организаций, которые развопились насчет законов о непристойности. Когда подъехали грузовики, чтобы забрать журналы, на которые был. наложен запрет, не осталось ни одного экземпляра.

Росса Конти раскупили целиком и полностью.