Голод богов (1)
Шрифт:
— Извините за бестактность, Антон, а у вас с ней… возобновились отношения?
— Да. Возобновились. Но… Я не знаю.
— Этот вариант мы с вами разбирали, помните? — спросил Бромберг, — полная определенность возможна только при отрицательном результате. Если вы не знаете, это значит «да».
— Так что, значит… Некромантия? Айс, у нее даже остались шрамы от тех двух стрел. Это выглядит… в общем, как это возможно?
— Не знаю. Могу сказать лишь, что этот случай — огромная, фантастическая удача. Первый полностью идентифицированный случай. Вам с ней надо срочно улетать! Немедленно! Ни
— Понимаю, — сказал Антон, — но дело в том, что она не согласится. Она не бросит все это на полпути. Не могу же я тащить ее силой.
— Не можете или не хотите? — спросил Бромберг.
— И то, и другое. Поймите, Айс, для вас это — уникальный объект и все такое. А для меня… Надо дальше объяснять?
— Не надо. Как я понял, вы остаетесь вместе с ней, пока все это не кончится.
Антон молча кивнул.
— Значит, тогда вот что, — сказал Бромберг, — у вас есть огромная проблема. До начала войны, серьезной, большой войны, остались примерно сутки. Плюс-минус несколько часов. Раз вы намерены остаться — с этим следует что-то делать.
— В смысле?
— В смысле, войну можно выиграть, а можно — и проиграть.
— Ну, что вы, Айс. Эту войну уже можно считать выигранной.
— Выигранной кем?
— Той армией, в расположении которой я нахожусь, — пояснил Антон.
— А почему вы так уверены?
— Да потому, что я немного разбираюсь в здешних войнах. Три очевидных преимущества — золото, вооружение, боевой дух. Выучка… тоже скорее превосходящая. Численность примерно одинакова. Кроме того, противник не очень понимает, с чем столкнется.
Бромберг задумчиво покачался на кресле, затем спросил:
— Думаете, учли все?
— А что — нет?
— Нет.
Теперь задумался Антон. В голову ничего толкового не приходило. Может быть, сказывались эти два безумных дня, а может… Может он опять заигрался в дона Румату…
— Айс, признаю, что я — тупица. Скажите, чего я не учел.
— Вы не учли института экспериментальной истории.
— Ах это… Но Айс, институт не вмешивается в войны. По крайней мере, непосредственно.
— Что значит «непосредственно»? — спросил Бромберг, — если взять, да и выкрасть вас отсюда, это — не непосредственно? Это — допускается? И что будет?
— А ничего, — с вызовом ответил Антон, — если хотите знать, я тут вообще для бантика. Как ируканского маршала расколошматили без меня, так и арканарского наместника расколошматят. Ну, может, с ним подольше провозятся.
— А если выкрасть вас вместе с Кирой? Вас — домой, а ее … тоже домой. В Арканар. Ну, а дальше… Историю Жанны д'Арк, надеюсь, вы помните.
— Вы что, серьезно? Я имею в виду, про домой в Арканар?
— А куда еще? — спросил Бромберг, — Посудите сами, не на Землю же в такой ситуации.
… Да. Это был бы очень сильный ход. Армия обойдется без одного из Светлых. Без него — легко, без нее… Не так легко, но теперь тоже обойдется. Но без обоих она развалится через неделю. Хотя бы потому, что Светлые — не только дух армии, но и ее казна. Ведь эта армия воюет золотом. Но главное не в этом. Кира… С Кирой в этом случае уж точно церемонится не будут.
— Я об этом не подумал, — честно признался Антон.
— Теперь будете думать.
— Слушайте, Айс, а почему вы так уверены, что институт будет действовать на стороне Ордена? Это же против всей доктрины. Институт наоборот, всегда мешал Ордену, потому что Орден — это квинтэссенция здешнего мракобесия. Символ регресса.
Бромберг снова покачался на кресле, а затем изрек:
— Антон, усвойте, пожалуйста, что теперь символ регресса — это ваша армия и то, за что она сражается. Знаете, кто вы с точки зрения непоколебимой и единственно верной теории исторических последовательностей?
— Ну, кто?
— Вы — варварская формация, грозящая сбросить континент из относительно (подчеркиваю — относительно) прогрессивного монотеистического настоящего в относительно темное языческое прошлое. Потому что историческая последовательность в религиозную эпоху такова: первобытный культ предков, родоплеменной шаманизм, рабовладельческое язычество, феодальный монотеизм, буржуазный пантеизм. С точки зрения этой теории, вы пытаетесь повернуть прогресс вспять и перечеркнуть всю работу института за последние несколько десятилетий. Теперь — понятно?
— Непонятно.
— Что именно непонятно?
— Какой это, к чертям прогресс? И какая это, к чертям, теория. Сегодня три местных ученых мужа доказали мне, как дважды два, что весь этот переход к феодальному монотеизму — сплошной регресс. Последние 300 лет идет регресс. Это — факт, по сравнению с которым вся теория исторических последовательностей не стоит даже тухлой селедочной головы!
— Очень хорошо, — сказал Бромберг, — вы это знаете. Я это знаю. А Институт экспериментальной истории этого не знает. И КОМКОН этого не знает. И Мировой Совет этого не знает. ИЭИ верит в теорию исторических последовательностей — благостную и единственную. КОМКОН доверяет ИЭИ. Мировой Совет исходит из компетентности КОМКОНА. Если ИЭИ ошибался и теория неверна в корне — значит целая толпа уважаемых людей все эти десятилетия занималась… Мягко говоря, не тем, чем следует. Это — очень мягко говоря. Теперь посчитайте, карьеры скольких людей придется разрушить, чтобы доказать свою правоту. Правоту, которая очевидна здесь — но никак не на Земле. И сколько времени это займет — даже если удастся. И что произойдет здесь за это время. Кстати, произойдет то, после чего вы уже точно никому ничего не докажете. На вас будут смотреть, как на мальчишку, потерявшего голову от любви к мятежнице-туземке. Вся ваша антинаучная позиция будет иметь в глазах сообщества простое и понятное объяснение. И это объяснение всех, абсолютно всех устроит. Теперь — понимаете?
— Теперь — понимаю. Я другого не понимаю — что мне делать?
Бромберг снова принялся качаться на кресле.
— На самом деле, все очень просто, — сказал он, — у нас есть два варианта. Первый — уговорить Киру бросить это дело и улететь с вами, или даже не уговорить, а просто вывезти независимо от ее согласия.
— Это невозможно, я уже сказал.
— Это, как раз, вполне возможно, — возразил Бромберг, — в конце концов, потом вы можете ей все объяснить…
— Черт побери, Айс, у вас что, проблемы со слухом? Я сказал нет. Точка.