Голод. Трилогия
Шрифт:
Том замерз, надел халат. После обеда они безуспешно старались занять себя телевизором
– Ты что-то притихла, – сказал он наконец. Он ощущал какой-то неясный страх – боялся нарушить молчание. Но еще больше боялся он продлить его.
– Я думаю о лаборатории, – ответила она, подняв колени к подбородку и обхватив их руками. – Думаю о том, что же, Бога ради, могло случиться с этим резусом.
– Даже сейчас?
Она взглянула на него изумленно.
– А почему бы и нет? Мы же закончили заниматься любовью, разве не так?
–
– Том, ты же знаешь, я всегда… готова. Даже и не думай, что это не так.
– Я знаю, я слишком приземлен.
– Да, но это не значит, что я не рада твоей любви. Мы просто уже закончили. Естественно, мне бы хотелось поговорить о лаборатории. Это ведь моя другая жизнь. И если Хатч…
– Да что Хатч! Он у меня в руках. И потом, твоя работа имеет такое невероятное значение, что он уже ничем не сможет помешать. Ты получишь свои ассигнования.
– Надеюсь.
– Поверь мне. Все будет так, как раньше, я все сделаю.
– Я верю тебе. – Она скользнула к нему – он сидел, облокотившись о спинку дивана, – и пристроилась рядом, склонив голову ему на плечо. – Верю во всем и всегда.
В ее словах звучала такая искренность, что страхи его почти исчезли.
– У тебя есть все основания мне верить, – сказал он. – Я бы скорее умер, но не допустил бы твоего провала.
Она поцеловала его руку.
– Это самое прекрасное, что в тебе есть. Ведь каждое твое слово – правда.
И в тот момент он в этом не сомневался.
– Это так, – сказал он.
Они сидели молча, тесно прижавшись друг к другу. Было тихо, лишь с улицы время от времени доносились отдаленные звуки сирен, автомобильные гудки да вздохи ветра.
– Мне кажется, в последнее время мы как-то избегали говорить о лаборатории, – наконец сказала Сара. – По крайней мере, я.
Том совершенно четко понимал, что она имеет в виду. Лаборатория была местом смерти. Он молча кивнул.
– Я все еще не могу в это поверить. Что могло стать причиной столь внезапного разложения? И оно произошло так быстро! Даже смотреть было страшно.
– Это будет великое открытие, Сара. Огромный рывок вперед.
– Вперед – но куда? Ведь под конец – перед смертью, я имею в виду, – эта обезьяна превратилась в совершенного зверя, я таких никогда и не видела. Том, та ненависть, что горела в его глазах, – это ведь ненависть даже и не зверя. Но и не человека. Это было что-то чуждое, что-то такое, что выходит за пределы наших знаний, наших переживаний. Это ненависть, которую испытывает чудовище ко всему нормальному.
– Тебе не кажется, что ты фантазируешь? Она мотнула головой.
– Я превратила эту обезьяну-резуса во что-то совершенно дикое. И вряд ли это только мои фантазии.
*
Сон
отпустил Мириам в три часа утра. Она снова
Спала
в комнате на чердаке, заперев дверь. Она открыла глаза. Полнейшая темнота окружала ее – чего нельзя было сказать
Спала!
Она поскорее включила свет.
Но ни свет, ни крепость сундуков – ничто сейчас не могло успокоить ее. Она поспешила выбраться из комнаты, прошла чердак, ступила на лестницу… И остановилась, чтобы прислушаться. Прежде чем идти, надо определить, где Джон.
Мириам обладала тонким слухом. Вне всяких сомнений, в доме его нет. Печь в подвале еще не остыла, а он снова пошел на охоту. Она взглянула на часы. И восемнадцати часов не прошло, как он схватил этого ребенка из местных. Скоро он иссохнет, станет легким, хрупким – как бумага, – и она сможет легко справиться с ним.
Мириам надеялась, что он будет осторожен. Это первое правило выживания – хватать лишь тех, кого не разыскивает полиция, иначе полиция никогда не прекратит поиски. И более чем глупо в эти времена хватать детей.
Она спустилась в библиотеку и открыла панель в стене, за которой находилось управление ее охранной системой. Датчики по периметру функционировали, но электростатические щиты были выключены. Она их включила. Он сделает ошибку, если попытается войти в дверь, – удар тока на некоторое время лишит его сознания, и она сможет наконец сделать то, что должно быть сделано.
Затем она достала бумаги, полученные от агента по найму, информацию о здании Эксельсиор-Тауэрс. Она тщательно рассмотрела план квартиры – такой же, как у Сары Робертс, – запоминая расположение комнат.
Следующим шагом проникновения в жизнь Сары должно было стать
прикосновение.
У людей чувство
прикосновения
атрофировалось. Они называли это экстрасенсорным восприятием, ошибочно полагая, что это способность читать чужие мысли. Но это скорее было способностью сочувствовать, делиться эмоциями.
Прикосновением
можно передать любовь и можно – если контролирующий партнер этого хотел – пробудить ужас.
Чтобы пробудить чувствительность Сары к
прикосновению,
необходим был близкий физический контакт, такой, который возбудил бы ее. Мириам сложила чертеж и еще раз прокрутила в уме план проникновения в здание. Трудно будет только в квартире, но это вопрос всего лишь нескольких минут, а так – все довольно просто.
Мириам пошла пешком, не желая подвергаться риску, который неизбежно влечет за собой поездка на такси или в автобусе: водитель мог ее запомнить. Несчастный случай в это время дня маловероятен, а что касалось грабителей, то они ее не волновали. Иногда она даже пользовалась ими, дабы утолить голод. Человек редко представлял для нее угрозу – по крайней мере физическую.