Голодная бездна Нью-Арка
Шрифт:
И поворот.
Пустота.
Полумрак. Светляка над дверью следовало бы давно заменить, но, похоже, Архив был не самым популярным местом. А может, о его существовании вовсе забыли? Немудрено, если так.
Тельма постучала.
А потом толкнула обшарпанную дверь, которая отворилась с протяжным скрипом. И на скрип этот донеслось:
— Кому тут, Бездна его подери, не спится?
— Мне, — Тельма переступила порог. — Можно?
— А если я скажу, что нельзя, уберешься? — с немалой надеждой поинтересовался
— Нет.
— Тогда чего спрашиваешь?
— Приличия ради.
— Надо же, какая приличная выискалась на мою голову… что стоишь? Заходи… и дверь прикрой, а то сыростью тянет.
В Архиве пахло пирожками. И запах этот, свежей сдобы, мясной терпкой начинки, был столь же чужд месту, что и цверг.
— Новенькая? Тельмой звать, — цверг облизал пальцы. Пирожки он не просто ел — вкушал, расстелив на столе газеты, возможно, старые и подотчетные, а поверх газет — клетчатый носовой платок, размером с небольшую скатерть. На платке стояла тарелка. А на ней уже возвышалась груда пирожков. Румяных. Свежих. С корочкой.
Нашлось на столе местечко и для крохотной алхимической плиты. Пылал алым пламенем кристалл. Раскалялось дно медной джезвы, и вода в ней шла мелкой рябью. У плиты выстроилась череда разномастных банок, содержимое которых цверг изучал пристально, куда пристальней, нежели незваную гостью.
— Я. Тельмой звать, — подтвердила Тельма.
Она отметила и серебряную масленку с куском отменного сливочного масла. И блюдце с сыром, порезанным тончайшими полупрозрачными ломтиками…
…и много иных мелочей, вроде кружевного подстаканника тонкой чеканки.
А после перевела взгляд на самого цверга.
Был он молод, пожалуй, можно сказать, почти непозволительно молод, едва ли не моложе самой Тельмы. Невысок, как сие водится за цвергами, вызывающе рыжеволос — а это уже наверняка человеческая кровь сказалась, поскольку среди цвергов Тельма такой масти не встречала. Волосы его отличались завидной густотой. На макушке он собирал волосы в пышный хвост, еще два завязывал на баках, словно дразня ту, нечеловеческую родню, которая к этакой вольности отнеслась бы без должного понимания.
Баки — это чрезвычайно важный элемент в убранстве цверга.
А вот бороду он брил — немыслимое дело. Или же попросту не росла? И подбородок, гладенький, мягонький, гляделся беззащитным.
Цверг разглядывал Тельму не менее внимательно.
И усмехнулся.
— Ну что, хорош? — он щелкнул по кружевному воротнику колесом, одернул черный жилет, расшитый традиционными золотыми монетами, которые указывали, что роду он принадлежит весьма знатному. — Или как?
— Или как, — отозвалась Тельма. — Мне Архив нужен.
— Поздравляю, — он усмехнулся во все зубы, демонстрируя и золотой, этакое себе свидетельство совершеннолетия, а значит, и мастерства. Знать бы, в какой области. — Ты пришла правильно.
— Старые дела.
— Надо же, какая неожиданность, — цверг покачал головой, затем вытер пальцы о край платка, того самого, служившего скатертью. — А я уж подумал, что ты решила навестить несчастного Гильдебрахта из любопытства или желания скрасить его одиночество беседой…
— У меня час остался. Меньше.
— Тогда иди, — цверг махнул рукой в сторону полок. — Бери, что нужно. Стол найдешь. Закончишь — поставишь на место… и будь добра, веди себя прилично. Архив все-таки… здесь память хранится.
Память хранилась в аккуратных серых папках, с виду совершенно одинаковых. Разнились лишь надписи на корешках, сделанные аккуратным же почерком. Папки стояли в шкафах. Шкафы выстроились вдоль стен. Изнутри Архив выглядел упорядоченным и огромным…
— По годам смотри, — донеслось откуда-то со стороны выхода. — На шкафах написаны. А на полках уже по алфавиту… если не знаешь имени, то можешь в картотеке глянуть.
Цверг появился в проходе. В одной руке он держал изящную чашку, во второй — пирожок.
— Там несколько направлений классификации. По фамилии потерпевшего. По адресу. По фамилии следователя, который вел дело. По типу совершенного правонарушения…
— Спасибо.
Тельма сказала это вполне искренно.
Фамилия… какую искать? Мамину настоящую? Или ту, под которой ее знали? Адрес… Остров не относится к Третьему округу. Но и Мэйнфорд никогда не служил в округе другом, а если он вел дело, скажем, как и дело Безумного Ника, то и храниться оно должно здесь. Если не само, то хотя бы копия.
Еще бы цверг убрался.
Но нет, стоит, смотрит, если не сказать — любуется.
— В кино сходить хочешь? — поинтересовался он между делом.
— Нет.
— А в театр?
— И в театр не хочу.
— Брезгуешь? — он облизал пальцы.
— Чем?
— Мною…
— Нет, — подумав, ответила Тельма. Она задержалась на развилке между двадцать третьим и двадцать четвертым годами. В этом прошлом папки потемнели, отсырели будто. И было их как-то слишком уж много. — Я не люблю кино. И театр.
— А что любишь? — цверг склонил голову на бок.
— Работу.
— Смешная. Я тоже люблю работу, но это еще не значит, что я должен жить исключительно работой, — он отпил душистый кофе, запах которого дразнил Тельму. — Ладно, мешать не стану… к слову, время было шальным… очередная война… поэтому личность некоторых жертв так и не была установлена.
Тельма кивнула, давая понять, что учтет.
Двадцать второй… двадцать второй год занимал дюжину шкафов. И папок в них было несколько сотен. Некоторые — совсем тонкие, другие — пухлые, иные и вовсе толщиной с солидную книгу. Тельма провела пальцем по пыльным корешкам.