Голодная гора
Шрифт:
Он забыл и думать об этом деле, но через несколько дней к нему явился приказчик в состоянии великого возмущения и доложил, что Джек Донован из Дунхейвена вместе с сестрой имел нахальство перетащить свои пожитки в Лодж, который он, приказчик, уже обещал одному из килинских арендаторов. Не прикажет ли капитан этим людям немедленно убраться оттуда?
– И не подумаю, – ответил Джонни, очень довольный тем, что приказчик остался в дураках. – Это я разрешил Доновану занять место сторожа при воротах и, соответственно, поселиться в Лодже.
– Но ведь раньше никогда… – начал
– Что за глупости я слышу, будто эти ужасные Донованы пытаются занять дом привратника? – спросила она. – Прислуга только об этом и говорит. Ты, конечно, распорядишься, чтобы они убирались.
– Ничего подобного я не сделаю, – сказал Джонни. – Джек Донован хороший человек, и притом один из немногих, кто хорошо ко мне относится. Они будут жить в этом доме, сколько им будет угодно.
– Но, Джонни, – возразила Фанни-Роза, – Бродрики никогда не имели никакого дела с Донованами, тебе это должно быть прекрасно известно. Это ужасное семейство. Твой отец умер, оттого что общался с ними и заразился смертельной болезнью. Одного этого я никогда им не прощу.
– То, что отец заразился дифтеритом от одного из Донованов, еще не причина для того, чтобы мне не нравилось нынешнее поколение этой семьи, – заявил Джонни, – и мне казалось, что ты тоже могла бы быть поумнее. Почему бы тебе не навестить Кейт Донован и не спросить, как они там устроились?
– Мой милый мальчик, я никогда в жизни ни с кем из них не разговаривала, не собираюсь делать это и теперь. И если это та самая девица с хитрой физиономией и волосами, точно из пакли, которую я сегодня видела в аллее, то я не могу сказать о ней ничего хорошего. В привратники нужно было взять Магони. Мне нравится миссис Магони. Почему ты с самого начала не спросил моего совета?
– Потому что я предпочитаю поступать так, как считаю нужным сам, – оборвал ее Джонни, протягивая руку к графину.
– С твоей стороны это большая ошибка, – сказала Фанни-Роза, следя за тем, сколько жидкости наливается в стакан, – нанимать людей из деревни, которая никак не связана с имением. Я пробовала брать оттуда прислугу, и ничего хорошего из этого не получалось. В конце концов, мне ведь приходилось управлять имением, – сначала я делала это сама, потом мне помогал Генри, – пока ты служил в своем полку, и я знаю, что к чему. Ты что, хочешь допить все, что есть в графине?
Джонни отставил стакан и посмотрел через стол на мать.
– Мне кажется, настало время нам с тобой поговорить откровенно, – сказал он. – Мы много лет подряд обсуждали, как будем жить вместе в имении, когда умрет дедушка. Ну вот, теперь это состоялось, и что же? Ты сама видишь, так же, как и я, что ничего хорошего из этого не получается. Что ты намереваешься делать, принимая во внимание последнее обстоятельство?
– Что ты хочешь сказать? – спросила Фанни-Роза.
– Только то, что и тебе и мне будет лучше, если ты уедешь и станешь жить где-нибудь в другом месте, – сказал Джонни.
Фанни-Роза ответила не сразу. Она теребила пальцами скатерть,
– Понимаю, – сказала наконец Фанни-Роза. – Я тебя раздражаю. Хорошо, что ты мне это сказал. Матери ведь так глупы.
Она встала, подошла к камину, постояла там, протянув руки к огню. Джонни внезапно вспомнил, какой она была двадцать лет тому назад: то же самое облако волос – теперь они выкрашены, причем неровно – вокруг лица, вспомнил, как он был ребенком, и она вдруг подхватывала его на руки и крепко прижимала к груди. Он помнил, какие у нее тогда были духи и как приятно пахло ее тело. Теперь кожа у нее под подбородком была уже не такой упругой, лицо было напудрено, причем так небрежно, что пудра оставила пятна на ее атласном платье. Сердце у него разрывалось, он отчаянно проклинал годы, которые встали между ними и через которые нельзя было перейти; из беззаботной, постоянно смеющейся девушки они превратили ее в несколько нелепую немолодую женщину. Та осталась в прошлом, а эта уже больше ничего для него не значит.
– Ну что же, не будем делать из этого трагедии, – беспечно сказала она. – Если ты хочешь жить один, слава Богу, что сказал мне об этом вовремя.
Джонни повернул свой стул и теперь тоже смотрел на огонь в камине.
– Ты не понимаешь, – сказал он. – Это действительно трагедия. Я много думал об этом – о том, что ты будешь жить со мной, о том, что мы будем делать вместе. А теперь, когда это осуществилось, оказалось, что ничего не получается, будь оно все проклято. Разве это не величайшая трагедия, которая только может произойти с людьми?
Они смотрели на огонь; он держал в руке бокал, она стояла, положив руку ему на плечо.
– Хотела бы я знать, – вдруг сказала она, – как бы все это было, если бы был жив твой отец?
В ее голосе было что-то такое, что проникло ему в самое сердце, заставило его посмотреть на нее и быстро взять ее за руку. Но когда он повернул ее к себе, она улыбалась, на лице ее не было слез, и она быстро заговорила о том, что нужно найти небольшую виллу, возможно, на юге Франции, где можно было бы проводить осень и зиму. Она часто думала о том, как это было бы приятно. Когда она была молодой девушкой, они обычно жили зимой за границей, во Франции или в Италии. Было ужасно весело. Тут, конечно, есть одно затруднение: это может потребовать больших расходов.
– К черту расходы! – сказал Джонни. – Ты отлично знаешь, что я буду давать тебе столько, сколько понадобится. Все это можно устроить.
– Дорогой ты мой, – сказала она. – Какой ты добрый и какой щедрый, – и она погладила его по голове, что было гораздо хуже, чем если бы она бушевала и кричала на него. – Как ты думаешь, не захочет ли Элиза пожить там вместе со мной, чтобы немного рассеяться, ведь ей, наверное, скучно все время в Сонби? Мы могли бы пожить в отеле и тем временем подыскать виллу. Я, пожалуй, напишу ей сегодня вечером. Из всех мест я бы предпочла Монте-Карло. Там всегда так оживленно…