Голограф
Шрифт:
— Единение с НАТО? Да они спят и видят, как бы уничтожить нас.
— Скоро все изменится, к власти там придут другие люди. Страны, желающие получить доступ к базе, должны будут постепенно отказаться от оружия и передать его под общее Земное управление. Попытка начала войны будет наказываться, вплоть до уничтожения страны как государства.
— Вы хотите управлять всеми мирами?
— Не я, вы сами будете ими управлять. В ближайшее время организуем на станции конгресс, где от каждой крупной страны мира будут представлены по три человека. Людей подготовьте – я обеспечу им доступ. Сухов
— Ты? — изумленно спросил я, когда, подойдя ближе, узнал в продрогшей женщине Анну.
— Впустишь? — спросила она, зябко поведя плечами. — Или оставишь мерзнуть под дождем?
— Проходи, — буркнул я, проводя ее в Дом.
— Дашь, во что переодеться? На мне сухого места нет.
— Да что за мода у вас такая, являться в дождь и требовать одежду? — недовольно проворчал я, подавая свои джинсы и майку.
Наблюдая за моей реакцией, Анна медленно разделась догола, и, поведя бедрами, лукаво глянула на меня. Взглянув ниже пояса, Анна усмехнулась и, подойдя вплотную, заглянула в глаза.
— Ведьма, — отпрянув, прошептал я, боясь опять потерять контроль над собой.
— Не бойся, теперь ты мне не по зубам, — успокоила она, усаживаясь в кресло и закидывая ногу на ногу. — Я ни тогда, ни теперь, не собиралась овладевать тобой. Впервые увидев тебя, я поняла, что ты не от мира сего, и хотела только влюбить в себя без всякой задней мысли. Высоко ты взлетел – президент земли. Величие не жмет?
— Мне эта обуза на хрен не нужна. Не холодно? Ты же просила одежду.
— Ладно, не буду смущать тебя. — Анна стала неохотно натягивать майку. — Я пришла к тебе за пощадой. Знаю, что собираешься погасить наш мир, но умоляю, не делай этого. Мы не будем тянуть к себе другие миры и внушать им наш образ жизни. К тому же, таких эмпатов, как я, больше нет. Если хочешь, отправь меня вслед за Николаем, но не трогай наш мир. Ты же не закостенелый ретроград. Сам говорил, что вселенная должна развиваться во всем своем многообразии.
— Не помню.
— Говорил, говорил. Увидев свободу в отношениях женщин, в тебе взыграл мужской шовинизм. Может быть, это и правильно в разумных пределах. Это лучше, чем женский шовинизм. Ты еще не видел, каких уродливых форм он достигает в матриархате.
— Чего? Матриархат?
— Не удивляйся, есть такой выверт истории в одном из миров. Вот их можешь гасить сколько угодно, я сама их терпеть не могу, — прошипела она, подворачивая штанины джинсов.
— Есть такой мир? — спросил я Лолу.
— Есть, но он тебе не понравится, можешь убедиться сам.
Я взял за руку Анну и перешел на станцию.
— Ничего себе, особнячок, — воскликнула она, оглядываясь по сторонам, — это все твое, что ли?
Посреди комнаты управления раскрыт вид кладбища. Прихватив Анну, выхожу туда, и, услышав за спиной шум, оборачиваюсь. Две слоноподобные женщины в робах копают могилу, третья, сидя верхом на мраморной плите, поторапливает их. Оглянувшись, она изумленно уставилась на нас, но быстро пришла в себя и, по-мужицки хохотнув, крикнула:
— Эй,
— Тьфу, — сплюнул я, — разве это женщины? — и, развернувшись, потащил Анну прочь. Хохот и улюлюканье за спиной вконец испортили настроение.
На стоянке несколько женщин, видимо, бомбил, курили возле своих машин. Лениво смерив меня взглядом сверху донизу, они проводили нас глазами до начала очереди такси. Все одеты в джинсы и ветровки, на ногах кроссовки. На лицах ни капли косметики, украшений не видно, если бы не груди, принял бы их за мужчин.
— Куда едем? — спросила таксистка, когда мы с Анной уселись на заднее сиденье первой машины.
— К Кремлю и обратно, — бросил я, надеясь, что он-то должен сохраниться в любом из Российских миров, — только денег у нас нет, вот это в оплату возьмете?
Я отдал ей случайно оставшегося в кармане золотого скоробея из Египта.
— Годится, — согласилась она, пряча жука в карман после того, как внимательно его рассмотрела.
По дороге успел заметить, что за рулем, в основном, женщины, мужчин здесь совсем мало, и выглядят они субтильно, зато фигуры женщин более мужественны, чем у нас. Справа проехали плакат, на котором мужеподобная женщина в военной форме с автоматом на шее призывала исполнить гражданский долг.
У светофора обратил внимание на стоявшую справа машину. Мужчина в блузке пытался успокоить двоих детей, сидевших возле него на заднем сиденье. За рулем, видимо, сидела его жена. Приглядевшись, заметил, что губы его накрашены красной помадой, на шее – бусы, а в мочки ушей вколоты серьги. Меня передернуло от его вида, и я быстро отвел глаза.
Заметив это, Анна усмехнулась:
— А ты говорил, что наш мир неправильный. С твоим подходом надо половину миров гасить.
— Все, все, сдаюсь. — Я поднял руки. — Живите, как хотите, только к нам не лезьте.
— Спасибо, что разрешил нам жить, — съязвила Анна.
За перекрестком нас подрезал Ауди, и мы ткнулись ему в задний бампер.
— Блондин! — зло прошипела таксистка, выходя из машины.
Из Ауди вышло тщедушное существо, которое условно можно было назвать мужчиной. Светлые волосы уложены в витиеватую прическу, брови подведены. Накладные ресницы, бусы, серьги, макияж – все это сказало бы мне, что передо мной женщина, если бы не отсутствие грудей.
Картинно всплеснув руками, оно подбежало к нам, и, осмотрев бампер своей машины, стало кому-то звонить по мобильнику. Через десять минут подъехала полицейская машина, из которой вышли две женщины в форменной одежде.
Осмотрев место ДТП, одна из них пообщалась с водителями и подошла к нам.
— Вы можете подтвердить, что вашу машину подрезали? — спросила она, заглянув в окно.
— Да, — наивно подтвердил я, не подумав, что при составлении протокола обязательно попросят паспорта.
Присмотревшись, она нашла в нашей внешности что-то подозрительное и попросила показать документы. Услышав, что забыли их дома, нахмурилась и велела выйти из машины. Окинув взглядом представшие перед ней фигуры, она опешила. Моя комплекция явно не укладывались в здешние стандарты, а серьги в ушах Анны вызвали у нее неприятную усмешку.