Голос бездны
Шрифт:
У Влада было две страсти. Первая – работа. Но не работа милиционера вообще, а безумное напряжение, которое охватывало его во время операций захвата, риск, вкус риска, колеблющаяся грань между жизнью и смертью, ежесекундная возможность очутиться по ту сторону. Наверное, в его природе присутствовало нечто от самоубийцы. Он ждал внезапного наступления смерти, ждал её коварного удара в спину или молниеносного попадания в лоб. И всякий раз он жадно глотал воздух, когда всё оставалось позади. Он глотал воздух, прислушивался к эластичному расширению своей грудной клетки и радовался, что смерть пронеслась мимо. Второй страстью
Недавно Вера забеременела от него. Влад испугался. Он трепетал от мысли о её лоне, о взрослом женском запахе, о её всегда испуганных и вместе с тем горящих желанием глазах. Но он не мог быть отцом её ребёнка.
– Ты должна сделать аборт.
Он повторял эту фразу снова и снова, отказываясь ласкать Веру и тем самым принуждая её избавиться от плода. Вера не могла уже жить без ощущения Влада внутри себя, без прикосновения его крепких молодых бёдер к себе. Она без Влада сходила с ума.
Вера принадлежала к категории людей, которым всегда было плохо. Правда, это её качество не бросалось в глаза с первого взгляда, но, став однажды заметным, оно превращалось в назойливую муху. Влад умел не замечать, когда его любовница начинала тихонько ныть, в его же власти было оборвать всякое неудовольствие Веры угрозой, что он больше не появится в её доме. И она умолкала.
Но после сделанного аборта что-то случилось с ней. Она перестала сдерживаться, поскуливание обиженной собачки превратилось в настойчивый лай. В тот день, когда Влад ехал на дачу Романова, его грызла одна мысль: Вера стала надоедливой, невыносимой, но он не мог обходиться без её плоти.
– Мне пора к психиатру, – шептал он себе.
В ночь после операции в «Васко да Гама» Влад уехал домой, но вечером уже сидел в комнате Веры Степановны Пупковой. Сидел молча, нахмурившись, полный множества горячих слов, но не знающий, как именно эти слова произнести.
– Вера, нам нужно расстаться… на время…
– Почему? Я перестала нравиться тебе?
– Не в этом дело. У меня сложности… личного порядка. Нервы сдают… Я должен разобраться в себе…
– Ты меня бросаешь! Ты хочешь оставить меня в самый трудный момент моей жизни! На днях умрёт мой сын. Ему осталось всего ничего. И ты хочешь уйти. Ты не любишь меня! Ты ненавидишь меня! Ты презираешь меня! За что? В чём я провинилась перед тобой? Пожалуйста…
Она причитала очень долго, затем вдруг вспрыгнула, подбежала к двери, закрыла её собой и закричала во всё горло:
– Не пущу! Не отдам!
Из соседней комнаты послышался протяжный стон Коли.
– Тебя сын зовёт, – Влад показал пальцем на стену.
– Не пущу! Не отдам! – снова закричала Вера, дрожа всем телом. Влад встал и пошёл к двери, ведущей в соседнюю комнату.
– Не отдам! – повторила Вера и тут увидела на столе ключи от машины Влада.
Бросившись вперёд, она схватила ключи и выбежала на улицу.
Влад услышал, как хлопнула дверь, но не придал этому значения. Вера ушла, теперь мог уйти и он. Но сперва он должен был увидеть больного юношу. В тёмной комнате на кровати лежал под простынкой Коля, похожий на мумию. Он мучительно раскрыл глаза и посмотрел на Влада.
– Болит? – спросил милиционер.
Коля закрыл глаза.
– Я бы хотел тебе помочь…
Помочь было нечем. Он повернулся и пошёл прочь. Больше в этот дом ни ногой. На улице он увидел, как его автомобиль рывками сдвинулся с места и поехал вдоль улицы.
– Вера! Куда ты? – закричал Влад, прибавляя шаг. – Остановись!
Вера Степановна сжала зубы и выехала со двора. Она не знала, куда поехала, она просто жаждала движения, быстрого движения, выветривающего чувства. Наступал вечер. Синий летний вечер. Дорога стремительно улетала под колёса. В какой-то момент Вера обнаружила, что давно покинула пределы Москвы, и остановилась, чтобы справиться с обуревавшими её чувствами. В голове пульсировало, в глазах стояли слёзы.
– Одна! Теперь я буду одна! Это смерть! – Руки её тряслись. – Ладно, значит, так было нужно…
Она завела машину на обочину и стала медленно разворачиваться. В эту минуту мимо с шумом пронёсся автомобиль.
– Сумасшедший! Дурак! – крикнула Вера, испугавшись внезапно промчавшегося, как снаряд, транспорта.
Она развернула машину и в ту же секунду увидела мчащиеся на неё фары. Скорость приближавшегося «жигулёнка» была огромна. Вера резко вильнула в сторону, надавила на педаль газа, вдавилась в спинку сиденья. Её автомобиль с хрустом прыгнул вперёд, получив удар в бок, развернулся на месте и перелетел через дорогу. Веру выдернуло из-за руля, ударило головой о лобовое стекло и бросило вместе с осколками в ночную темноту. Она слышала, как гремела её машина, медленно переворачиваясь через капот на крышу и тяжело опускаясь на её разметавшееся тело. Такой тяжести не могли вынести даже крепкие кости Веры Степановны Пупковой. По всему её телу пробежал громкий хруст. В голову хлынула кровь.
***
Появление поперёк шоссе какой-то машины было полной неожиданностью. Лисицын повернул руль, но скорость его «жигулёнка» была слишком велика.
– Ах ты…
«Жигулёнок» подскочил на ухабе, вильнул влево и, прежде чем кто-то из пассажиров успел понять что-либо, скользнул боком по той самой машине, перевернулся в прыжке, пролетел через встречную полосу и с оглушительным грохотом рухнул в чёрный кювет. При падении «жигулёнок» опустился на колёса, будто его не крутило в воздухе. Но огни его погасли, двигатель замолк.
– Ох, мама, – прошептал Лисицын, хрястнувшись затылком о потолок. – Карусель, карусель… Ксюха, ты любишь кататься на карусели?
В ответ – невнятное мычание.
– Не очень? – прошептал Сергей. – Жаль, а то я бы сводил тебя на аттракционы… Ты вообще-то живая? Ваня, а с тобой что? Я-то языком могу шевелить, сейчас проверю, как себя ощущают руки и ноги.
– Ну…
– Что «ну», Ксюха? – откликнулся Лисицын на раздавшийся из-за спины голос. – Жива, что ли? Попку свою красивую не ушибла?