Голос булата
Шрифт:
Теперь дает золото, хочет деревянный дом с печкой. Отдай дом, возьми золото. Иначе дом мы все равно возьмем, а золота у тебя не будет. Будешь жить в лесу, драным тулупом волков пугать.
– Кхе… Это ты меня в лес прогонишь? – в глазах старика мелькнул веселый огонек.
Печенеги переглянулись, а говоривший начал наезжать на старика конем. Микулка, хоронясь за буковым стволом, с едва слышным шорохом потянул стрелу из колчана.
– Пшшшел прочь, урус! – зашипел предводитель, тесня старика конем. – Пшшшел, пока цел!
Зарян оступился на крыльце и неуклюже повалился в грязь, печенеги с готовностью заржали.
– Каков батыр! – веселились они.
Микулка
Предводитель наклонился в седле и с оттяжкой стеганул старика плетью, Микулка вздрогнул, словно удар пришелся по его спине, но хлесткого шлепка не услышал. Что-то случилось с предводителем, он захрипел и медленно повалился на землю, придерживая рукой перебитое горло. Печенеги стеганули коней и вчетвером ринулись к крыльцу, на скаку вытягивая кривые сабли. Тут Микулка узрел старика… Он был страшен, как дух смерти и настолько же быстр. Метнулся вдоль бревенчатой стены, развеваясь по ветру темными лохмотьями, расправил руки подобно крыльям, крутнулся волчком и первый конь с перебитыми ногами закувыркался в грязи, давя всадника. Второй печенег рубанул саблей, но только рассек пустоту и вылетел из седла, словно на дерево налетел. Старик дернул из его груди шалапугу, но она застряла в переломанных ребрах, упиваясь кровью. Микулка звякнул тетивой, посылая стрелу через всю поляну и с удовольствием увидел, как в глазу третьего расцвело черное воронье перо. Четвертый пришелец драться не стал, вздыбил коня и рванулся на юг, по тропе к Велик-Камню.
Микулка, отбросив лук, кубарем выкатился на поляну, спеша к деду, но тот был в полном порядке, только ругался на чем свет стоит, не имея сил вытащить посох.
– Совсем старый стал… – скривился старик. – Скоро от мух отбиться не смогу. Спасибо, Микулка, что подсобил, хороший выстрел! Не даром всю стену попортил, пока учился.
– Да что Вы такое говорите, дед Зарян! – Микулка растер рукавом слезы по чумазому лицу. – Как Вы их уделали! Эдаким боем можно целую рать положить. Пять всадников! Это ведь не пешие, да и пеших пятерых победить не каждый сможет.
– Ладно… Если бы не ты, так моя голова уже в кустах валялась. Раньше я шалапугой мог кольчугу пробить, а потом одной рукой ее выдернуть. А сейчас мне уже ребра помеха.
Микулка наклонился и огромным усилием с хрустом выдернул посох, пробивший тело навылет.
Ближе к вечеру они со стариком сложили огромный дымный костер из сырых веток. Костер потрескивал, свистел паром, клубился зыбким пламенем, пожирал плоть погибших печенегов, бросая в темнеющее небо светлячки-искры. У самой кромки леса жевали пожухлую траву уцелевшие кони.
– Кончилась спокойная жизнь… – грустно сказал Зарян, глядя в огонь. – Теперь или биться до конца, или уходить. Эти покоя не дадут, у них мстительность в крови. Что выберем?
– Как Вы скажете!
– А у тебя что, своего разумения нет?
– По мне, лучше остаться. Соромно тикать без оглядки.
– А знаешь, сколько сабель у кагана Кучука? Чай не меньше двух тысяч. Не сдюжим.
– Это смотря как биться! – горячо возразил Микулка. – Не сможет тысячная рать на конях через лес продраться. Я видал какие печенеги воины в лесу. Двумя добрыми луками можно сотню на тропе удержать. А ежели частокол поставить…
– Частокол, говоришь? – заинтересованно спросил старик. –
Спал Микулка плохо, тревожно. А как окно посветлело, он встал, оделся и, прихватив топор, отправился в лес, укутанный сырой утренней дымкой.
Влажная прохлада отступила с первыми ударами топора, спина прогрелась, на лбу выступили крохотные капельки пота. Микулка живых деревьев не трогал, валил только торчащий сухостой, да иногда подбирал подходящий валежник. Поэтому приходилось много ходить, выискивать бревна, а потом тащить их на себе через пол-леса. Возмужавшему Микулке такая работа давалась все легче и легче, он шел через облетевший лес с толстенным бревном на плече, даже ноги не скользили по размокшим листьям, выбивал кайлом глубокую яму, ставил обтесанный кол, а потом снова карабкался на гору, засунув топор под пояс на спине. Когда проснулся Зарян, щит из двенадцати бревен уже надежно прикрыл избу со стороны дороги к Велик-Камню.
Микулка до обеда работал без отдыха, обнес избу широким полукругом, руки горели свежими волдырями, а мышцы ныли усталостью. Дед Зарян посвежел, перестал кашлять, помогал чем мог, закапывал колья свежевырытой землей. У него даже морщины на лице разгладились, Микулка не мог сдержать удивления – сколько огня в этом старом иссохшем теле.
В полдень Зарян сварил мясную похлебку с грибами и Микулка вместе с ним отведал горячего варева прямо тут, под открытым небом.
– Хватит частокол городить. – дуя на ложку, сказал старик. – До вечера все равно не успеем закончить, а незваных гостей можно ждать хоть нунечку.
– Так как раз спешить надо! – удивился Микулка.
– Спешить хорошо, когда вшей ловишь. А коль оборону устраиваешь, тут думать надо. Главная опасность для нас, это дорога с полудня. Надо ее заколодить, конному тогда не проехать, а пеших мы завсегда встретим. После обеда устроим сруб на дороге, а спать ночью будем по очереди. Эти шельмецы аки тати подмостные, скорее всего с темнотой нападут.
К вечеру похолодало. И хотя мороза не было, но северный ветер принес из-за гор студеный воздух, пахнущий свежестью и бескрайней степью.
Сруб получился на славу, Микулка выложил поперечные бревна, подпер их продольными, а для верности натаскал под сруб колючих ветвей от держи-дерева. Такие ветви не только человека, а и свирепого вепря удержат. Зарян сказал пареньку натаскать бочонком воды из ручья и залить сруб, чтоб не горел, если подожгут. Сухие бревна жадно впитали воду, отяжелели, теперь и втроем с места не сдвинуть, разве что конями растаскивать. Уже под темень старик исхитрился в старый овраг у дороги набить кольев острием вверх, а сам овраг сверху перекрыл тонким валежником. В такую ловчую яму и конный и пеший попадет, назад не выберется.
Потом, кряхтя и ругаясь, Зарян вытащил из чулана бочонок с маслом и откатил его к срубу.
– Вот жалость-то… – бурчал дед. – Из-за этих басурман приходится добро изводить.
– Вы что, – не понял Микулка, – собираетесь доброе масло наземь вылить? Эх… Был бестолковым, бестолковым и остался. – не зло буркнул дед. – А стрелять ты в темноту будешь? Возьми лучше тряпиц в избе, обмакни в масло и обмотай несколько стрел для розжигу.
Когда звезды туманными пятнами пробились сквозь пелену облаков, все было готово к обороне. Старик и Микулка в избу заходить не стали, развели костер у частокола и подвесили над ним котелок с ароматными щами. От костра веяло приятным теплом, ветер стих, позволяя искрам вздыматься к небу огненным столбом.