Голос крови
Шрифт:
Она попыталась ударить Огненным Копьем, заклинанием, получавшимся у нее наиболее действенным. Горящие капли брызнули во все стороны, равно поражая сторонников и противников. Через миг ее жалкие усилия захлебнулись, подавленные умелыми действиями ксальтоуна. Оставалось только сражаться обычным оружием, подобно тем, кто последовал за ней на верную смерть.
Всадники Клеве гибли один за другим. Долиана успела увидеть, как никнет подрубленное древко стяга с белой звездой, как вскидывается на дыбы и грузно заваливается набок конь Эскена, увлекая за собой хозяина… Откуда-то высунулось длинное жало копья, девушка наотмашь рубанула по нему клинком, рукоять провернулась и едва не выскочила из ладони.
Расстановка сил возле осаждаемого холма в корне изменилась. Воины Тараска отступали, мятежники отбросили их от укрепления и гнали вниз по склону. На мгновение Дана решила, будто различает в людском водовороте движущийся к ней белый плащ Ольтена, но, скорее всего, она пыталась обмануть сама себя. У принца должно хватить сообразительности не предпринимать вылазку, ввязываясь в бой с заведомо превосходящими силами, тем более – с отрядом непобедимых Летучих Мышей, ради призрачной надежды спасти угодившую в ловушку кавалерию и магичку-неудачницу. На ком, спрашивается, лежит вина за гибель засадного отряда из Демсварта? Верно, на ней, Долиане Эрде! Она могла приказать Эскену не трогаться из крепости, но вместо этого сама поскакала в первых рядах! Зачем? Ради чего?
Сквозь царивший вокруг грохот, скрежет сшибающегося оружия и тоскливое конское ржание пробился отчетливо расслышанный Даной приказ, выкрикнутый смутно знакомым голосом – низким и повелительным:
– Девчонку взять живой! Слышите, живой!
«Ксальтоун, – равнодушно подумала Долиана Эрде. – Вот и конец. Если меня схватят, Ольтену не победить. Меня непременно схватят, раньше или позже. Я проиграла. До чего нелепо…»
Прикрывавший ее слева всадник вдруг беззвучно вскрикнул, резко дернувшись назад и мешком свалился с лошади. Дана не успела заметить, что произошло, просто явившийся из неведомых краев сородич, Рейенир Морадо да Кадена, только что был рядом с ней, а теперь его не стало. Спустя миг нечто тяжелое дважды ударило ее саму, надсадно лязгнув по чеканному металлу доспеха. Одна из арбалетных стрел соскользнула и прошла мимо, вторая чиркнула по незащищенному правому предплечью, с легкостью прорвав толстую кожаную куртку и выдрав изрядный клок плоти. Дана уронила меч, зарывшийся в землю, недоумевая, отчего правая рука мгновенно стала тяжелой и горячей.
Окончательно выбившийся из сил конь осел на задние ноги и, хрипя, тяжеловесно рухнул. Дана успела бросить стремена и покатилась по хлюпающей грязи, не осознавая, что пронзительно кричит. От боли, разочарования, злости, ненависти и неутоленной жажды мести.
Далеко-далеко, за толпой окруживших ее врагов, кто-то надсадно и тревожно звал: «Дана! Долиана Эрде! Дана, где ты?!»
Она сумела подняться, утвердившись на одном колене. Не ведавшие страха Летучие Мыши почему-то опасались приближаться – толкающееся, вонючее, безликое месиво, пялившееся на нее тысячей лишенных разума глаз, закованное в железо, держалось шагах в пяти, образовав тесный, колеблющийся круг. Через него, словно корабль по бурному морю, безжалостно прокладывал себе путь конный отряд, возглавляемый высоким человеком в потускневших от пыли, некогда ярко-алых одеждах. Дана без труда узнала его: надменно вскинутая голова, наголо выбритая по обычаю стигийских волшебников, лицо с жесткими чертами и неожиданно ярко блестящие на солнце тяжелые серебряные серьги.
Ксальтоун Менхотеп шел, дабы завладеть своей добычей – драгоценным Талисманом.
Правая рука висела плетью, но левая действовала. Герцогиня Эрде-младшая вцепилась в висевший на шее Камень, рванула из последних отчаянных сил, мимолетно поразившись тому, как ей удалось одолеть
– Остановите ее! Стреляйте! – ксальтоуна и Дану разделяло не больше десяти локтей, но, чтобы преодолеть это малое расстояние, следовало прорваться сквозь плотный людской строй. Кто-то вскинул арбалет, скрипнул поворотный рычаг, однако щелчка не последовало. Духу не хватило или побоялся?
– Цена, – невнятно пробормотала Долиана. Осторожно подняла тяжелый Камень, провела им по правому рукаву, ставшему влажным от крови. Талисман, вместо того, чтобы испачкаться и помутнеть, засверкал еще ярче. Маг не получит его. Никто не станет обладателем Каримэнона, никто не уйдет с этой равнины. Такое уже случалось. Она помнила. Нужно только заплатить. Ей известны древние слова, способные разбудить подлинную мощь, дремлющую в Камне. Наплевать, что будет потом. Кровь за кровь, жизнь за жизнь. Неважно, умрет она сегодня или нет.
– Власть над стихиями бури – во мне. Вечная жажда подземного мира, холод и пламя – мои. Придите! Я указываю вам путь!
– Прекрати! – даже не закричал, бешено завыл ксальтоун. Столпившиеся вокруг Даны Эрде воины из «Летучих мышей» вовремя сообразили, что вот-вот стрясется нечто ужасное и начали пятиться, закрывая дорогу волшебнику в алом. – Ты не понимаешь, что творишь!
«Ты не понимаешь, не понимаешь! Ты убиваешь не только себя, но и этот мир! – в уставшем и гаснувшем рассудке Даны тревожно забились чужие, незнакомые голоса. – Остановись, пока еще не поздно!»
– Силою жизни своей и властью Камня призываю Сущих. Кровь, пролившись, станет ценою… Двери открыты…
Ее отшвырнуло в сторону, с размаху припечатав о влажно чавкнувшую глину. В плече противно хрустнуло – должно быть, сломалась ключица. Камень Дана не выпустила, вцепившись в него так, что пальцы намертво вдавились в острые грани и смяли золотую оправу. Она лежала на спине, постепенно теряя сознание, не слыша, как над полем битвы прокатывается нарастающий пронзительный вой – торжествующий и ужасающий, не видя, как трескается разбитая ею хрупкая грань между Зримым и Незримым мирами, сквозь которую на свободу рвется Нечто, чему положено навсегда пребывать в заточении, не понимая, что нарушенное ею Равновесие мира колеблется, сопротивляясь наступлению Хаоса.
Призрачные тени стремительно взмыли во внезапно потемневшее небо и рухнули вниз, на беззащитную добычу. Шелестящая корка синеватого инея расползалась по полю, сковывая землю, течение реки, упавших людей, бьющихся в агонии коней и торопливо настигая все живое. Битва затихла сама собой, превращаясь в повальное бегство.
Осколок Пятый: Поражение.
27 день Второй весенней луны.
Кто-то бесцеремонно и резко дергал ее за плечо, пробуждая от темного забытья. Рядом громко разговаривали, топали, лязгали доспехами. Навалившаяся на ноги неподъемная тяжесть вдруг перекатилась куда-то вбок и пропала. Скрипнул нож, разрезая сначала ремешки на кирасе, затем – пропитавшийся кровью и отвердевший правый рукав.
– Она? Или нет?
– Конечно, она. Других-то девиц на поле боя не околачивалось. И место вроде то самое.
– Дышит? С виду на покойницу смахивает.
– Не, живая. Подраненная, а так – цела.
«Кто я? Почему холодно?»
Чьи-то руки небрежно перетягивают раненое предплечье, заодно проворно обшаривая карманы. Быстрые, настойчивые рывки – кто-то пытается содрать с пальца золотое кольцо, однако перстень сидит слишком плотно, и грабитель отступается, удовлетворившись найденным на поясе кошелем.