Голос крови
Шрифт:
– Ааааааай. Шеф! Заходите! Садитесь! – указывает на мягкий стул. – Кажется, вы тут всех знаете… Правда?
Пятеро кубинцев приветствуют Шефа кривыми улыбками. Когда все расселись по креслам и стульям, у Шефа возникает странное ощущение. Потом доходит: мэр и его команда образовали своего рода подкову… неявную, но все же… а сам он оказался между двумя концами. Мэр восседает в кресле с прямой спинкой, напротив него. А вот в сиденье его, Шефа, стула явно не хватает пружин, и он сразу провалился, так что перед глазами замаячили собственные колени. Дио взирает на него сверху вниз. У его подпевал лица довольно отчужденные… никаких улыбок. Шефу показалось, что его усадили на низкую скамью подсудимых перед суровыми присяжными.
– Я полагаю, все знают, зачем мы здесь собрались? – Мэр обводит взглядом свою дружину… многие в ответ кивают… и утыкается
Шеф знает, что будет дальше. Дио потребует увольнения возмутителя спокойствия. Не часто он испытывал это чувство… неуверенности в себе. Обычно с твердостью и харизмой был полный порядок, что помогало всей его кубинской шарашке держаться на плаву. Ему довелось побывать в серьезных передрягах. Рискуя жизнью, он спасал своих подчиненных, включая латинос, видит бог. Получил две медали за доблесть. Держался орлом. Пришлось бы поставить рядом двух кубинцев, чтобы сравняться с ним шириной плеч… трех, чтобы получилась такая мощная шея… и сорок, если не четыреста, чтобы померяться с ним готовностью пожертвовать собственной шкурой за правое дело. Когда-то Шеф прыгнул с крыши шестиэтажного дома на надувной матрас, казавшийся сверху размером с игральную карту. Короче говоря, он мужчина… в отличие от присутствующих. Уверенность, жизненная стойкость, особенный взгляд. В его сфере деятельности цвет кожи не имеет значения. Он излучает редчайшую ауру, которая пленяет решительно всех… мужское начало! Однако сейчас на него смотрят иначе… Он это понимает. Они же видят перед собой просто un negro, черного, который держал перед ними ответ, и если этот черный окажется не их черным, пляшущим под их дудку, считай, что ты пустое место. Ни один из этих ребят даже бровью не повел… в том числе Дио… но их взгляды ясно говорили: перед ними черный ноль на палочке, не более того. Шефа это взбодрило.
– Кто такой мой Камачо? – повторяет он вопрос, стрельнув в мэра взором под триста вольт. – Раз уж вы спросили… – Тут многие подпевалы зашевелили бровями; им еще не доводилось слышать саркастические выпады шефа полиции в адрес городского головы. – На это я могу дать короткий, длинный и средний ответ, и все они прозвучат так: отличный коп.
В комнате воцаряется молчание. Наконец мэр подает голос:
– Допустим, что так, Сай. Он отличный коп. Поверим вам на слово. В конце концов, вы у нас главный коп, так сказать, верховный главнокомандующий. Тогда в чем проблема? Вашего отличного копа вместе с напарником показывают на Ютьюбе, где видно, как они измываются над представителем афроамериканской общины, обзывая его животным, негом и глупой мандой…
– Дио, он наркодилер! – В обычно солидном голосе Шефа слышны визгливые ноты.
– И это дает повод Камачо обращаться с подозреваемым… подозреваемым афроамериканцем… так, будто тот недочеловек, дикий зверь? Надеюсь, вы не это хотели мне сказать, Сай?
– Но вы должны учитывать контекст, Дио, весь…
– Контекст заключается в том, что ваш отличный коп обосрал всю афроамериканскую общину! Если это нормальный контекст, тогда мы имеем дело с еще большей проблемой. Проблемой лидерства. Не так ли?
Шеф аж зашелся… потерял дар речи. Да что ж такое? Он рискует своим местом, всей своей карьерой из-за Нестора Камачо! И это называется мужской поступок? После пятнадцати лет работы на износ, постоянных сверхусилий и действий с риском для жизни, после привычного перешагивания через расистские выпады, как через пустячные препятствия на пути к высшей цели, и утверждения себя в роли признанного лидера… пожертвовать всем ради какого-то кубинского паренька? Но как выйти из положения, не показав, что Дио одной фразой нанес ему такой удар в пах, что он, главный мачо, вдруг превратился в мальчика для битья?
Кажется, и Дионисио понимает, что бой окончен, все решил один удар, недаром же он оставил сарказм и начинает примирительным, успокаивающим тоном:
– Послушай, Сай, когда я назначил тебя шефом полиции, я был абсолютно уверен
Шеф бессознательно кивает… и только тогда до него доходит, что это уже второй его кроткий кивок-согласие. Остальные, наверное, восхищаются тем, как их лидер владеет приемами словесного джиу-джитсу… в отличие от них, подголосков. Двумя-тремя фразами уложил на лопатки черного супермена. Вон как пялятся. Уже никакой угрюмости. Сплошное восхищение. Словно маленькие дети. Они заняли лучшие места в зале, чтобы поглазеть на то, как Славного Рыцаря… размажут по стенке. Нашего Дионисио Круса на хромой кобыле не объедешь! Хоть он с виду коротышка, но черного супергероя, который перешел ему дорогу, уложит одной левой! Вот почему он… каудильо. Он может не бросать в лицо обвинения и не угрожать тебе, el negro, ему достаточно раскинуть сеть – хоп! – и ты уже в ней барахтаешься, молотя руками воздух.
А тем временем мэр продолжает:
– Что они видят? Какой-то молоденький коп, не так давно на службе… и где бы он ни появился, его сопровождают четыре всадника: Расизм, Шовинизм, Этнотерроризм и… м-м-м… – До этого момента все шло как по писаному, а тут случилась осечка. Имя четвертого апокалиптического всадника не приходило ему на ум. – …м-м-м… и так далее, – неуклюже подытожил Дио. – Понимаешь?
Что за чушь! И он должен сидеть и молча кивать на все это?!
– Нет, Дио, не понимаю, – ответил шеф полиции. Но его слова прозвучали так же неуклюже, как у мэра «м-м-м… и так далее». И так же робко, как недавние кивки. В них не было души. Конечно, очень благородно защищать сотрудника, к тому же рядового… но благородно ли ставить при этом под удар все, что ты мог бы сделать для настоящих братьев?
:::::: Уж не читает ли Дио мои эсэмэски?::::::
– Послушай, Сай, речь не о том, какой Камачо коп, плохой или хороший. Тут я соглашусь, да. Но он стал чем-то большим, чем просто коп. Он стал символом того, что ранит до крови каждого в этом городе. Я восхищаюсь твоей лояльностью к своим, но это не меняет ситуации. Я уверен, что парень ничего такого не имел в виду, но против фактов не попрешь. Дважды за последние пару месяцев он всех поставил на дыбы… люди закипели… он обошелся с ними как с уличной грязью. Тебе не кажется, что ваш департамент мог бы успешно заниматься своим делом и без помощи этого двадцатипятилетнего парнишки?
:::::: Я ждал, когда он это скажет. Вот теперь можно провести четкую черту.::::::
– Я понимаю, о чем вы говорите, – Шеф вздыхает, как человек, вынужденно соглашающийся с неизбежным, – и мне это не нравится.
Последние слова он пробормотал едва слышно. Что до мэра, то выражение его лица и его тон приняли этакий отеческий характер.
– Сай, я хочу сказать вам несколько слов об этом городе. Вряд ли ты узнаешь что-то новое, но иногда бывает полезно услышать со стороны. Знаю по себе. Майами, насколько мне известно, – единственный город в мире… я подчеркиваю, в мире… чье население больше чем наполовину состоит из иммигрантов… недавних иммигрантов, за каких-нибудь пятьдесят лет… и это кое-что да значит, если вдуматься. Вчера я как раз говорил на эту тему с одной гаитянкой, и вот что она мне сказала: «Дио, если вы хотите понять, что такое Майами, вы должны для начала уяснить простую вещь. Здесь все друг друга ненавидят».