Голос ночной птицы
Шрифт:
— Да, сэр.
— Но он не бросился за тобой из сарая?
Мэтью покачал головой:
— Не думаю.
Он потянулся за ромом и выпил, понимая, к чему ведет магистрат. Прикушенный язык — который так распух, что будто заполнял весь рот, — уже был обожжен жидким огнем и милостиво онемел.
— Значит, он мог упасть, когда ты убежал. — Вудворд поднял взгляд на Бидвелла, стоявшего рядом с его креслом. — Возможно, этот человек лежит в сарае, серьезно раненный. Я предлагаю немедленно пройти его проведать.
— Хейзелтон жилист,
— Я боюсь, что он совсем не детский… То есть не маленький, — признал Мэтью. — У него на щеке очень неприятный разрез.
— Ну а чего он ожидал? — Миссис Неттльз выпятила подбородок. — Что парнишка даст себя задушить и пальцем не шевельнет? Если хотите знать мое мнение, он получил по заслугам!
— Как бы там ни было, но мы должны идти.
Вудворд встал. Он сам плохо себя чувствовал, воспаленное горло болело с каждым глотком. Мысль выйти из дому и перемещаться под этим моросящим дождем внушала ему ужас, но дело было крайне серьезно.
Бидвелл тоже понял серьезность ситуации. Однако первой мыслью у него было, что утрата городского кузнеца явится очередной неприятной потерей.
— Миссис Неттльз! — распорядился он. — Пусть Гуд подаст карету.
— Да, сэр.
Она направилась к задней половине дома. Но не успела пройти и нескольких шагов, как зазвонил дверной колокольчик. Она поспешила к двери, открыла ее — и застыла в ошеломлении.
На пороге стоял собственной персоной кузнец, с запавшими глазами и посеревшим лицом, у левой щеки — кусок окровавленной материи, удерживаемый на месте кожаным ремнем, завязанным вокруг головы. За ним стояла лошадь, запряженная в фургон, а в руках у него был темный коричневый мешок.
— Кто там? — Бидвелл вышел в вестибюль и тут же застыл как вкопанный. — Боже мой, это вы! Мы только собрались ехать посмотреть, как вы!
— Ну так вот он я, — ответил Хейзелтон голосом, хриплым от боли. — Где этот молодой человек?
— В гостиной, — сказал Бидвелл.
Хейзелтон переступил порог без приглашения, задев одеждой миссис Неттльз. Она сморщила нос от смеси запахов немытого тела и крови. Когда кузнец, топая грязными сапогами по полу, вошел в гостиную, Мэтью чуть не подавился ромом, а Вудворд почувствовал, что у него волосы встают дыбом, как у кота в преддверии нападения большой и злобной собаки.
— Так вот. — Хейзелтон бросил на пол мешок к ногам Мэтью. — Вот чего ты вынюхивал.
Мэтью встал — осторожно, поскольку спина разваливалась на части.
— Давай открывай, — сказал Хейзелтон. — Тебе же этого хотелось?
Мэтью заставил губы шевелиться.
— Я прошу вашего прощения, сэр. Я не имел права вторгаться в вашу частную…
— Проглоти всю эту фигню и посмотри.
Хейзелтон нагнулся, взялся за зашитый конец мешка и начал вываливать на пол содержимое. Бидвелл и миссис Неттльз вернулись из вестибюля и стали смотреть, что же с такой яростью
На пол вывалились предметы одежды вместе с парой исцарапанных и весьма поношенных башмаков. Это был гардероб женщины: черное платье, индиговый передник, несколько пожелтевших блузок и сколько-то лоскутных юбок, в свое время сидевших на очень широких бедрах. И еще из мешка выпала простая, без украшений деревянная шкатулка и остановилась возле левой ноги Мэтью.
— Вещи Софи, — сказал кузнец. — Все, что у нее было. Возьми открой шкатулку.
Мэтью помедлил. В этот момент он ощущал себя полным и форменным ослом.
— Давай открой! — приказал Хейзелтон. Мэтью взял коробочку и откинул крышку. Внутри лежали четыре булавки слоновой кости, деревянный гребень с позолотой, серебряное колечко с небольшим янтарным камешком и еще одно серебряное колечко с вытравленным узором вроде вьющейся веревки.
— Ее украшения, — сказал кузнец. — И венчальное кольцо. Когда ее не стало, я не мог это все выбросить. И держать в доме тоже не мог. — Он прижал руку к окровавленной тряпке. — Так что я их вынес в сарай, чтобы там хранились. — Обведенные черным глаза Хейзелтона глядели на Мэтью. — Я думал, туда никто не полезет. А тут я вхожу и вижу, как ты их вытаскиваешь. — Он обратил взгляд к Вудворду. — Вы ведь магистрат? Человек закона, поклявшийся его поддерживать?
— Это так.
— Если это так, я хочу удовлетворения. Этот щенок влез в мой сарай без спросу и стал вытаскивать вещи моей покойной жены. Я ничего плохого не сделал; я не пытался прятать ничего такого, что не было бы моим и ничьим больше делом. — Хейзелтон глянул на Бидвелла, ожидая ответа. — Может быть, я малость озверел, пытался убить этого мальчишку, но будь я проклят, если мне не показалось, что он хочет утащить вещи моей Софи. Можете вы меня обвинить, сэр?
— Нет, — ответил Бидвелл. — Не могу.
— Этот мальчишка, — Хейзелтон показал обвиняющим пальцем на Мэтью, — раскроил мне лицо. Я из-за этого потеряю много работы, можно не сомневаться. Такая рана, как у меня, не выносит огня горна, пока не заживет. Вот и скажите мне, мистер Бидвелл и мистер магистрат, что вы собираетесь дать мне в удовлетворение?
Бидвелл смотрел в пол. Вудворд прижал пальцы к губам, сообразив, что сейчас оттуда чуть не вылетело, а Мэтью захлопнул крышку шкатулки Софи Хейзелтон. Наконец магистрату пришлось заговорить.
— Что вы сочтете должным удовлетворением, мистер Хейзелтон?
— Если бы мне решать, я бы его выпорол, — ответил кузнец. — Выпорол бы так, чтобы шкура у него со спины сошла начисто.
— Его спина уже получила свои раны, — ответил Вудворд. — И у него на горле следы от ваших пальцев, которые не скоро сойдут.
— Нечего тут рассусоливать! Я требую, чтобы его выпороли!
— Вы ставите меня в трудное положение, сэр, — произнес магистрат, поджав губы. — Вы просите меня приговорить собственного клерка.