Голос свободы
Шрифт:
Уилкокс кивнула.
– Ага, радиоузел в колледже – обычное дело. У нас в школе тоже был радиоклуб. Дело популярное, хоть и недешевое. Странно, что корейцы не отобрали передатчики.
– Они взяли точку на контроль. Пока детишки крутят музыку и школьные новости, им плевать. Только вот все радиопередачи отслеживаются. Да вы и сами должны знать. Для партизан настали трудные времена.
– Вот почему мы никогда не выходим в эфир дважды из одного места, – сказал Уокер. – Как поступим? Дождемся ночи, взломаем
– Вахтер входит в нашу партизанскую ячейку. Договоримся с ним. Сегодня в десять вечера выйдешь на связь?
– Постараюсь.
– Сообщу время операции. – Дерби написал на салфетке название и адрес колледжа. – Он находится за пределами штата, в Парквилле, Миссури, но все равно считается частью Канзас-сити. Если обойти главное здание, увидишь эстакаду для грузовиков. Встречаемся там. На дело пойдем, как стемнеет. По ночам там вообще ни черта не видно.
– Это радует.
– В последнее время появились какие-то мутные передачи, что о них скажешь?
Уокер посмотрел на Келси, та пожала плечами.
– Не слышал, – сказал Бен.
– Да ты что? Каждый день в полночь, сигнал очень плохой, слов не разобрать, сплошные помехи.
– Нет, я не слышал. Когда началось?
– Восемь дней назад.
– Ага, мы за это время только раз выходили в эфир. Пока еще не освоились тут.
– Где поселились? С партизанами контакт держите?
– В трейлерном парке, там хватает переселенцев. Хотя придется оттуда съезжать, вчера корейцы обыскивали машины и проверяли документы. По счастью, мы отошли по делам, но они наверняка вернутся. Кого-то ищут, может, и нас.
Дерби кивнул.
– Вполне вероятно. Они здорово прижали наших. Извини, я пропустил твою передачу. Когда это было?
– Три дня назад. Нашли шестиэтажный дом, занятый бездомными. Забрались на верхний этаж. Ладно, рассказывай, что там с мутными передачами.
– Вот, я записал, что смог разобрать. – Дерби вытащил из кармана мятые бумажки. – Первая передача. «Непонятно, непонятно… которые попытаются найти в нем мораль, будут сосланы… непонятно, непонятно…» – Дерби передал клочок Уокеру. Для него слова звучали как тарабарщина. – Вот еще. «После ужина вдова достала толстую книгу и начала читать мне про Моисея … непонятно, непонятно…» И сигнал пропал.
Уокер нахмурился.
– Как-то знакомо. Давай дальше, – потер он подбородок.
– «Непонятно, непонятно… уж очень возгордился, что видел черта и возил на себе ведьм по всему свету».
– Чего? – Уилкокс аж перекосило. – Чушь какая-то.
– Ой, не факт, – ответил Уокер. – Еще что-нибудь есть?
– Ага, вчерашняя порция. «Непонятно, непонятно… обругал всех вокруг, а потом обругал еще раз… непонятно, непонятно… и напоследок еще раз всех обругал… непонятно, непонятно».
– Я возьму?
– Конечно. Если можешь, разберись, что это такое. То ли шифр, то
– Может, корейцы зондируют почву, – предположила Уилкокс. – Надеются, что мы отзовемся.
– Была такая мысль, – согласился Уокер. – Сегодня послушаю сам.
– Знаешь, в чем главный прикол? – шепнул Дерби. – Мы практически уверены, что передача идет с восточного берега Миссури!
Сальмуса в сопровождении десятка пехотинцев ворвался в здание «Семейного Радио», откуда три дня назад выходил в эфир Голос Свободы. Пятисотфутовая радиовышка обеспечивала прекрасную связь: сигнал отсюда легко добивал за пределы штата.
Из всего персонала на станции были только диджей в тонстудии и техник за пультом. Когда в операторскую ворвались солдаты, диктор как раз цитировал Библию и предлагал слушателям молиться за «избавление от зла».
– Вырубай радио! Сейчас же! – рявкнул Сальмуса.
Техник встал со своего места.
– Погодите, мы же не делаем ничего противозаконного.
Вытащив пистолет, Сальмуса перехватил его за ствол и рукояткой врезал технику по морде. Прибежавший диджей упал рядом с товарищем на колени.
– Зачем? Не имеете права! Чего вам надо? – выкрикнул он.
Техник кое-как сел. На правой щеке у него сочилась кровью здоровенная рана.
– Три ночи назад с вашей станции выходил в эфир Голос Свободы. Где он?
– Кто? – нахмурился диктор.
– Только не говорите, что не знаете Голос Свободы.
Оба сотрудника покачали головами.
– Нет, не знаем. Пару дней назад кто-то залез к нам, выломали заднюю дверь, что-то делали в операторской, но ничего не украли.
– Показывай.
Техник остался сидеть на полу, вцепившись в рассеченную скулу. Диджей отвел Сальмусу с парой солдат к взломанной двери. Глядя на выдранный из стены косяк, кореец пришел к выводу, что ему говорят правду. Но упустить такую возможность пощипать нервы Голосу Свободы он не мог.
– Давай к микрофону, выходи в эфир, – приказал он.
Диджей видел, что спорить опасно. Вернувшись на рабочее место, он сел к микрофону. Сальмуса взмахом пистолета предложил технику сесть за пульт. А сам зашел в тонстудию и встал за спиной диктора. Загорелся красный огонек, техник сказал:
– Мы в эфире.
– Повторяй за мной, – потребовал Сальмуса. – Это сообщение Голосу Свободы и его подельникам, бунтовщикам и диссидентам. Впредь у вас не выйдет использовать радиостанции, чтобы транслировать изменнические речи.
Когда диджей повторил его слова, Сальмуса сказал:
– Теперь представься и назови, с какой ты радиостанции. – Диктор подчинился. – Повторяй за мной. Чтобы показать, сколь пагубно сопротивление и предательская ложь в эфире, Корейская народная армия приговаривает нас со студийным техником к смертной казни.