Голос в ночи. «Вспомни!»
Шрифт:
Меня сморила жара, и я тоже решила немножко отдохнуть.
Проснулась я уже под вечер от голосов в соседней комнате. Морис и Раковский старались говорить потише, но, увлекаясь, то и дело повышали голос. Я начала причесываться, прислушиваясь.
— Здание тщательно охранялось, — говорил Раковский. — В саду днем и ночью дежурили часовые с овчарками.
— И в нем жили дети? — недоверчиво спросил Морис, — Странно… Насколько мне известно, гестаповцы не устраивали детских домов.
— Местные жители
— Школы? Какой школы?
— Неясно. Она была тщательно засекречена. Детям лишь очень редко удавалось общаться с местными жителями, и они уклонялись от разговоров о школе. Не сохранилось никаких документов. В августе сорок четвертого года всех детей куда-то вывезли, а здание гитлеровцы взорвали, убегая в сентябре.
Я постучала в дверь, вышла к ним и спросила:
— Я не помешаю?
— Нет, конечно, что вы, — поспешно ответил Раковский.
А Морис воскликнул:
— Ты слышала? Георгий уверяет, будто в саду была какая-то школа, а вовсе не дом Томаса.
— Слышала. Странно…
— Что за школа в глухом месте, вдалеке от жилья? Ладно, попробуем его порасспросить, — сказал, тряхнув головой, Морис. — Проведу сейчас сеанс.
— Смогу я присутствовать? — спросил Раковский. — Для нас тоже очень важно…
— Конечно. Как только он уснет, я вас позову. Пойду посмотрю, как он себя чувствует, наш Томас, — поспешил Морис.
Не возвращался он довольно долго, а войдя в комнату, сказал:
— Спит как сурок. И улыбается во сне. Не стал его будить, а то опять разволнуется. Так даже лучше. Просто перевел его из обычного сна в гипнотический. Идемте.
Томас крепко спал у себя в комнате на широкой деревянной кровати. Над его головой в раскрытое окно тянулась ветка, вся увешанная мелкими румяными яблочками.
— Можете нормальным голосом задавать мне любые вопросы, курить, ходить — вообще чувствуйте себя совершенно свободно, — сказал Раковскому Морис, заметив, что тот вошел на цыпочках и боится подойти ближе к кровати. — Никогда не приходилось присутствовать при таких сеансах?
— Нет, — ответил Раковский, с любопытством рассматривая спящего Томаса.
— Присаживайтесь вот сюда, поближе. Да не бойтесь вы: его сейчас пушками не разбудишь. Он слышит только мои приказы. Покажу вам сегодня любопытные вещи и довольно редко применяемые, — не удержался похвастать Морис и тут же виновато посмотрел на меня. — Клодина, будь добра, займись, пожалуйста, магнитофоном. Надо записать все получше!
— Хорошо.
Он, конечно, мог гордиться своими знаниями и способностями. Морис творил настоящие чудеса, и так спокойно, ловко, уверенно, что я залюбовалась им, а Раковский притаил дыхание, замер, словно его и не было в комнате.
Морис снова внушил спящему Томасу, будто ему девять
Морис не терял времени зря и еще дома, ожидая, пока Томас выйдет из больницы после загадочного покушения, занимался болгарским языком. И он начал теперь задавать вопросы по-болгарски:
— Где ты живешь?
— Не зная.
— Твой дом здесь, в большом саду?
— Не.
— А где твой дом?
— Не зная.
— А что было в саду?
— Това е лошо място, — ответил Томас и быстро добавил, понизив голос: — Не бива да се ходи там.
Морис вопрошающе посмотрел на Раковского.
— Там плохое место. Не надо туда ходить, — торопливо перевел тот.
— Защо? — спросил Морис у Томаса. Томас промолчал, словно не слыша вопроса.
— Тут была школа, в большом доме, в саду?
— Не разбирам, — помотал головой спящий.
Морис повторил вопрос по-немецки.
И Томас ответил:
— Да.
Морис опять попробовал перейти на болгарский:
— Как тебя зовут?
— Томас.
— А как зовут твоего отца?
— Не зная.
— Как зовут твою мать?
— Не зная.
— Къде живеят те?
— Не зная, — помолчав, Томас вдруг добавил не очень уверенно по-немецки: — Они умерли.
— От каквоса умрели?
Молчание.
Морис повторил вопрос.
— Не разбирам.
— Вспомни: как ты называл своего отца? — спросил Морис по-немецки.
Молчание.
Лицо спящего Томаса стало вдруг напряженным и побледнело.
— Мой отец — фюрер, — неожиданно громко произнес он и выкрикнул что есть мочи: — Хайль Гитлер!
Мы все трое переглянулись.
— Любопитно… Много любопитно. — Раковский от возбуждения тоже перешел на родной язык.
— Ты учишься в этой школе? — продолжал допытываться на немецком Морис.
— Да.
— Как называется твоя школа?
— Школа, — с некоторым недоумением ответил Томас.
— Как зовут директора школы?
— Герр Лозериц.
— Он строгий?
— Да.
— Ты хорошо учишься?
— Да.
— Какие предметы вам преподают?
— Нельзя говорить, — нерешительно ответил Томас. — Всякие…
— А какие предметы ты любишь?
— Географию. Как находить дорогу в лесу.
— Пожалуй, хватит, — пробормотал озабоченно Морис. — Очень он волнуется. Пусть отдохнет. Спи спокойно, крепко. Когда ты проснешься, будешь чувствовать себя здоровым, бодрым, хорошо отдохнувшим…
Сделав мне знак, чтобы я выключила магнитофон, Морис спросил у Раковского:
— Ну как?
— Потрясающе! — воскликнул тот и развел руками, — Никогда бы не поверил. Вы настоящий маг и волшебник!
Морис заулыбался, но я поспешила вернуть его на землю, спросив: