Голос Ветра
Шрифт:
— Не могу, прилип к стулу!
Химичка вроде что-то собиралась сказать, но дверь в класс открылась. Появилась завуч.
— Лялька, Буравкин, к директору!
— С вещами? — отозвался Егор.
Мы медленно стали собирать учебники в сумки. Не спеша пошли из класса. В дверном проёме Егор отвесил мне шутовской реверанс и пропустил вперёд.
Хлопнула дверь класса за моей спиной, мы оказались в пустом коридоре. Завуч ушла вперёд и вскоре скрылась из вида.
— Данка, у тебя фигурка ничего такая, — шептал парень где-то
И ухватил за попу под короткой юбкой. Я так испугалась, так сильно переживала этот жест, что за пару секунд, казалось, волосы дыбом встали, ощутила страх, потом умерла от ужаса, воскресла, чтобы дать отпор.
И этот спектр эмоций вылился в приступ. Они у меня бывали разные. Истерику я умела сдерживать, а вот порывы агрессии пока не научилась. Точнее, в голове всплывали папины слова, чтобы я драк избегала. Я бы не пошла толпой одну девчонку бить, могла простить Варе Рязанцевой пощёчину, потому что… Варя просто не в курсе, какая я… больная!
Я сумкой ударила Буравкина по лицу. Ещё раз и ещё. Сумка брендовая, из толстой кожи, жёсткая. Между прочим, выбирала специально такую, чтобы, если заехать обидчику, мало не показалось. Маме не понравилась, зато практичная. Двигалась я очень быстро, поэтому парень с матерщиной попятился назад. Руки длинные выставил, но я в них не далась, вытащила мигом из кармана сумки шокер, который папа подарил мне вчера вечером после драки в школе, и хотела Буравкина уложить прямо в пустом коридоре. Но он перехватил мою руку.
— Успокойся! — испуганно посмотрел на меня.
Сжав зубы, я подалась к нему в объятия, присев. А потом резко выпрямилась, макушкой с силой ударила его по нижней челюсти. Егор завыл от боли, откинул меня в сторону и шарахнулся метров на пять.
— Он твой друг?! А я его девушка! Как так можно?!
Тут главное, чтобы приступ агрессии не перешёл в истерику. Я стала дышать, вначале быстро, делая глубокие вдохи, потом успокоилась, положила руку на живот, делала вдохи медленные через нос, выдыхала через рот.
Хорошо стало. Я в порядке.
Подняла шокер, сумочку и поспешила сбежать от перепуганного пацана.
— Данка! Дана, извини!
— Не подходи никогда ко мне, — спокойно ответила я, продолжая дышать по бабушкиной методике.
Мы пришли к кабинету директора. У двери стояли старшеклассники.
— Что, убогая, Потёмку грохнули, теперь твоя очередь? — прошептала какая-то десятиклассница.
Я остановилась, вопросительно глянула на неё.
Ниже меня ростом, в спортивном костюме. Смотрела совершенно диким зверем.
— За Полину вы ещё получите, — пообещал Буравкин. — И ты, Чмоша, и подруги твои. Зря вы за Рязанцевой пошли.
У Лермонтова Печорин высказался: «Зло порождает зло».
Актуальненько. Жестокость одной девчонки запустила реакцию злости на остальных.
Илья Ветров однажды спас Полину Потёмкину, вытащив из реки, когда лёд под девочкой
А у этой Чмоши найдутся свои знакомые, которые побьют Егора.
И так по ленте Мёбиуса, пока её не разорвёт следственный комитет.
Я знаю эту систему изнутри. Через некоторое время всё забудется, но те, у кого хорошая память, навсегда запомнят, где свои, а где чужие.
С Буравкиным вошли в кабинет директора и встали перед столом. В кабинете было ещё пять взрослых людей. Сидели на стульях вдоль стены.
Одна женщина — точно мама Вари Рязанцевой, очень похожа! Она сжала накрашенные губы.
Вити Рекрутова не было в классе. Егор с друзьями избил его за то, что вызвал полицию. И отец Вити, дядя Петя, сидел в компании родителей. В красивом дорогом костюме серого цвета и белой рубахе. Единственный мужчина в этом кабинете.
— В этот раз ты не отвяжешься! Я засажу тебя и твоего мразь-папашу! — злобно прошептал Пётр Рекрутов.
— Без угроз, пожалуйста, — попросила директриса. И натянув широкую улыбку, подошла ко мне. — Даночка — девочка очень хорошая, она не станет нас обманывать. Расскажи, Дана, с чего началась массовая драка?
Я посмотрела на присутствующих взрослых и приметила ещё одну женщину. Хотя она была не в форме, выделялась строгими чертами лица, пристальным острым взглядом. Это следователь. И моё предчувствие заявило, что нужно выкручиваться, хотя людям с моим диагнозом такие вещи не свойственны, но папа же старался.
— Нет, я не стану обманывать, — подтвердила я, физически почувствовав, как напрягся Буравкин рядом. Опасался, что я скажу, как Потёмкина первая начала массовую драку… Именно это и хотели услышать все присутствующие взрослые. Потому что разборки совершеннолетних пацанов за пределами школы директора мало интересовали.
— Даночка не умеет врать. Она нам поможет, — кивнула взрослым директриса.
Подло вот так пользоваться больными людьми. Опять за Кристину стало обидно. Даже если бы у неё был папа, который сто раз сказал что такое хорошо и что такое плохо, моя несчастная дебилка-Кристинка всем бы улыбнулась и выдала правду, а потом бы её всей школой пинали за стукачество, и она, конечно же, всем всё простила бы на следующий день.
Я посмотрела на женщину с блокнотом, она точно была представителем исполнительной власти и громко объявила, то что папа «прописал»: