Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 2
Шрифт:
СОСЕДКА. «Мерседес» – это очень непрактично. Запчастей теперь днем с огнем не сыщешь. Впрочем, молодежь об этом не думает! Когда я пешочком от метро топаю, мои студенты на «майбахах» и «феррари» меня обгоняют.
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да я про «мерседес» так, к слову. На улицу-то не выхожу, не видела еще, что купили, да и не разбираюсь, по правде говоря, в марках. Знаю только, что мать Варькина деньги прислала, с припиской, что машина должна быть с подушкой безопасности.
СОСЕДКА. Я плохо помню Варечкину маму, но, судя по поступкам, она всегда была холодноватой, если не сказать жестокосердной. Бросить малышку на отца, который сам еще не
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Формально ее упрекнуть не в чем. Варечка много в детстве болела, и мать взялась за нее всерьез… но настоящей привязанности у них нет. А вот с отцом у Вари особая связь. Месяцами могли не видеться, а встретятся – будто вчера расстались. И Андрюша души в дочке не чаял, но страшно перепугался, когда ей в четыре года диагностировали ложный круп. Он как раз получил назначение в Северный округ, а я не могла ради крохи бросить работу, вертелась как белка в колесе.
СОСЕДКА. Да, мы все тогда трудно жили. Я, помнится, принесла в налоговую справки – тогда надо было собственноручно документы сдавать. Девушка смотрела, смотрела, а потом поднимает на меня изумленные глаза: «Вы, профессор престижного вуза, имеете одиннадцать подработок? Зачем?» Я спокойно так отвечаю: «Там все отражено. Обратите внимание на мой доход по основному месту работы». Она опять уткнулась в листы и бормочет, почему-то виновато: «Да, на это не проживешь».
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Вот и я, как та девочка из налоговой, чувствую себя без вины виноватой. Слишком много работала, особенно после смерти мужа. А теперь обижаюсь, что дети не посвящают меня в свои планы. Но и я ведь не часто к ним за советом, за помощью обращалась. Мол, пусть растут, не зная наших забот. А к Варечке вообще не может быть никаких претензий. Я-то не слишком многим ради нее пожертвовала…
СОСЕДКА. Дети оправдывают свое равнодушие тем, что не хотят нас волновать. Кажется, они вполне искренне верят, что это и есть забота. А с Андрюшей ты когда последний раз разговаривала?
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ой, не говори так – последний. Чуть ли не каждый день звоню, когда у них время для контактов с родными. А он одно твердит: «Все нормально, мам! Не волнуйся, к Новому году, говорят, выпишут». А кто говорит, – врачи или сами раненые надеются на скорую выписку, – разве от них добьешься? А сегодня – ни звонка, ни эсэмэски. Никто и не подумает, что я тут с ума схожу…
СОСЕДКА. Нам остается только ждать. (Напевает.) «Надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы». (Слаженно поют.) «Надежда, мой компас земной, а удача – награда за смелость, а песни довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось».
ВЕРА ЮРЬЕВНА. А не проститься ли нам с уходящим, пока мои в молчанку играют? Надеюсь, явятся в полном здравии и полным составом, как говаривал мой папочка, настоящий полковник! Бокалы ты унесла… возьми в шкафчике рюмки – настойка крепкая, по папиному рецепту. И мандаринок почисть, я не дотянусь.
СОСЕДКА. С уходящим рановато, а вот отцов-победителей не грех помянуть. Впрочем, и мамы наши не отставали. Моя мама мечтала врачом стать, но прямо из училища была на фронт призвана, а после войны мы с сестрой появились… но надежд не оправдали, не пошли в медицинский.
ВЕРА ЮРЬЕВНА.
СОСЕДКА (протирая рюмки). Да. Но маму это как-то не впечатлило. Сказала сурово: «А ведь могла бы стать настоящим доктором!» Зато папа радовался, цитировал, как он считал, Бисмарка, что Франко-прусскую войну выиграл школьный учитель.
ВЕРА ЮРЬЕВНА. А разве это не слова Бисмарка?
СОСЕДКА. Нет, впервые это сказал Першель. Впрочем, кому нужна эта образованщина, как сказал другой классик.
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да какой он классик! Такого про нашу историю нагородил, что тошно читать.
СОСЕДКА. Не будем о плохом под Новый год.
ВЕРА ЮРЬЕВНА. За наших родителей, дедов и прадедов!
СОСЕДКА (торжественно). Мы росли гордыми и счастливыми, потому что были детьми победителей. Пусть и наши дети будут достойны своих дедов.
ВЕРА ЮРЬЕВНА (закусив маслиной). Знаешь, что я подумала? Наши родители назвали нас Верой и Надеждой не просто так, а надеясь и веря, что обеспечили своей победой мир во всем мире на долгие времена. Как они ошибались! Вот и мне пришлось отдать сына на войну. Могли ли они подумать, что брат пойдет на брата, а тысячи детей опять окажутся сиротами?!
СОСЕДКА. А вот это уже никуда не годится. Постарайся хотя бы при Андрюше подобных сентенций не изрекать. Наши отцы шли на бой с самым опасным в мире врагом – фашизмом, и твой сын воевал и был ранен за те же идеалы… Надеюсь.
ВЕРА ЮРЬЕВНА. И я надеюсь… Но Андрюша не просто ранен… Прости, Надя, я от тебя утаила, чтобы не обременять своими тревогами… Когда самолет сбили, Андрей катапультировался, но попал в плен. Все это время я тешу себя мыслью, что его там не изувечили, не чужие в конце концов, деды вместе воевали, родня у многих там, можно сказать – дети одной страны. А теперь такие зверства творят… Я ведь даже не знаю, почему его из госпиталя в госпиталь переводят, о характере ранений ничего не говорят. Когда я Андрюшу в Красногорске навещала, он пластом лежал, бледный и весь седой. Спросила: «Ты хоть на своих ногах отсюда выйдешь, без протезов?»
СОСЕДКА. А он?
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Улыбнулся как-то криво и говорит: «Протеза для меня еще не придумали» и добавил с раздражением: «Мама, ну хватит меня допрашивать! Я уже не маленький, через пару лет – сороковник. Все равно бы комиссовали». Я не поняла, почему он так сказал. Может, боится, что в мирной жизни себя не найдет. Как ты думаешь?
СОСЕДКА (глянув на часы). Я думаю, ты напрасно изводишь себя. «Сапсан» приходит около пяти, значит, через часок они будут дома. Допускаю, что Люся планирует встретить Новый год с мужем наедине, но все равно они к тебе заглянут. Она тоже в Питере, или квартиру к приезду мужа обустраивает?
ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ох, Надюша, ты же знаешь, мы с ней не очень-то ладим. С тех пор, как она отказалась прописать падчерицу в новой квартире, я с ней ни разу не виделась. Андрюша еще в Подмосковье лежал, когда я в больницу попала – будь она неладна, эта шейка бедра! Юра тогда все хлопоты на себя взял. Прописал Варечку в дедовой квартире, а жить она будет, как и раньше, со мной. От Юрки вообще лишнего не добьешься, хотя с виду такой балагур! А Варю я даже не спрашиваю, чтобы не травмировать. У них с Люсьен отношения просто никакие.