Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е - начало 1930-х годов

Косик Ольга Владимировна

Сагатовская обещала переговорить с польским консулом Бабинским, которого очень заинтересовало предложение. Он обещал лично передать посылку в Варшаву.

30 апреля 1927 г. Косткевич передал ряд документов Сагатовской для передачи Бабинскому, куда входили: список сосланных и заключенных епископов, фотокарточка группы ссыльных священнослужителей на Соловках, письмо, содержавшее основные пункты выработанных на совещании церковных деятелей в Харькове решений [309] , послание соловецких епископов.

309

ЦГАООУ. Ф. 263. Оп. 1. Д. 66923 в 4 т. Т. 3. Л. 44.

Переписка Г. А. Косткевича с А. П. Вельминым

Пакет с документами от Косткевича был передан консулом Бабинским проживавшему в Польше Анатолию Петровичу Вельмину, старому знакомому Косткевича, который помог скрыться Вельмину во время массовых арестов

на Украине в 1923 г. Вельмин вспоминал: «Когда мне 7 лет тому назад пришлось перейти на нелегальное положение, он – тогда еще 19–20-летний мальчик – оказал очень много ценных услуг и мне лично, и другим моим товарищам по несчастью и одно время был моей связью с внешним миром, подвергаясь из-за этого большой опасности» [310] . В эти годы А. П. Вельмин активно занимался журналистской и политической деятельностью.

310

ГА РФ. Ф. 6366. Оп. 1. Д. 39. Л. 82.

Дальнейший путь документов, переданных Косткевичем, отражен в переписке А. П. Вельмина с обосновавшимся в Праге историком и политиком Борисом Алексеевичем Евреиновым и в других документах из фондов Пражского исторического архива русской эмиграции [311] , ныне хранящихся в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ). Другим источником сведений передачи за границу комплекта документов о положении Церкви в СССР служат следственные дела.

Борис Алексеевич Евреинов был представителем «Центра действия» в Польше, на которого была возложена ответственная задача «технической организации проникновения в Советскую Россию и связи с внутрисоветскими антибольшевистскими организациями» [312] .

311

Русский зарубежный исторический архив в Праге был основан в 1923 г. русскими эмигрантами при активной поддержке министра иностранных дел Чехословакии Э. Бенеша. В совет архива входили крупнейшие историки, жившие в Праге: А. Кизеветтер (председатель), Н. Астров, А. Флоровский, И. Шмурло и др. Была создана экспертная комиссия, председателем которой стал А. Кизеветтер. Первым директором был назначен В. Гуревич. Архив состоял из Отдела документов (заведующий А. Изюмов), Книжного отдела (заведующий С. Постников) и Газетного (заведующий Л. Магеровский). В январе 1946 г. документы были вывезены в Москву и поступили на хранение в ЦГАОР СССР, а оттуда в ГА РФ и другие архивы страны.

312

ГА РФ. Ф. 5784. Оп. 1. Д. 1. Л. 5.

Он родился 21 ноября 1888 г. в с. Борщень Сунженского уезда Курской губернии. Окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета. Служил мировым судьей Льговского судебного мирового округа. С марта по октябрь 1917 г. занимал должность уездного комиссара Временного правительства. Принадлежал к кадетской партии. С июня 1918 по февраль 1919 г. работал в министерстве исповеданий в Киеве. Затем вступил в Добровольческую армию. После ранения эвакуирован в Грецию, оттуда перебрался в Югославию, а затем в Польшу, где прожил несколько лет, активно занимаясь общественной деятельностью.

А. П. Вельмин писал об этом человеке: «С Борисом Алексеевичем Евреиновым я впервые встретился и познакомился в Киеве в 1918–1919 гг. Хотя тогда мое знакомство было мимолетным, а встречи редкими, я сразу почувствовал к нему большую симпатию. Затем наши дороги разошлись на несколько лет – он очутился в 1920 г. за границей, как эмигрант, я же оставался в России до января 1925 г. Когда я был вынужден, вследствие преследования со стороны советских властей в связи с громким в свое время, в 1924 г., Киевским т. н. “профессорским” процессом “Киевского Центра Действия”, покинуть родину и 5/II 1925 г. я очутился в Варшаве, там в квартире А. А. Вакара я в первый же день встретил Б. А. Эта наша встреча, к сожалению, была так кратка – раз всего лишь несколько часов длилась она, т. к. Б. А. в тот же день уезжал к себе домой в Прагу, но я никогда не забуду того радушного внимания, с которым он отнесся ко мне в первые часы моей беженской жизни. Он сейчас же обещал помочь мне, чем только мог, и это свое обещание исполнил…» [313]

313

А. П. Вельмин писал в сопроводительной записке к письмам Б. А. Евреинова, переданным в Пражский архив: «Мои письма к Б. А. – и деловые и личные – переданы уже в Русский Заграничный Исторический Архив вместе с остальным его архивом вдовой его И. С. Евреиновой; поэтому я считаю необходимым тоже передать в Архив и все сохранившиеся у меня письма Б. А. – 62 письма – тем более что почти все они содержат в себе указания на ту политическую работу, которую вел Б. А., дают чрезвычайно яркую характеристику текущей эмигрантской жизни и вообще могут дать большой материал для характеристики личности и деятельности самого Б. А.

Но ввиду того, что большинство писем затрогивают [так в тексте] такой материал, который еще долго должен иметь секретный

характер, я считаю необходимым, чтобы все эти письма хранились в Архиве в запечатанном конверте в течение еще 25 лет и чтобы решительно никто в течение этого срока никакого доступа к ним не имел» (ГА РФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 921. Л. 3). К настоящему времени доступ к этим документам открыт.

Между ними завязалась оживленная переписка. Не только взаимная симпатия, но и совместная политическая работа соединяла этих деятелей. Евреинов занимался координированием антибольшевистской работы в России, в пересылке и распространении писем участвовал Вельмин. В центре этой деятельности был П. Н. Милюков и некоторые другие лица.

Пакет документов и письмо из Киева были получены Вельминым летом 1927 г. Автора письма он узнал по почерку. В письме Евреинову от 10 июня 1928 г. Вельмин писал: «В июле прошлого года мне совершенно неожиданно был передан большой пакет, полученный для меня из России (не по почте, конечно). В нем я нашел большое письмо, написанное знакомым мне почерком лица, мне хорошо известного. Это лицо еще в бытность мою в России принимало чрезвычайно живое и действенное участие в жизни Православной Церкви и было лично мне хорошо известно как мужественный, идейный и искренний, хотя, быть может, иногда и увлекающийся человек» [314] .

314

ГА РФ. Ф. 6366. Оп. 1. Д. 39. Л. 11.

В одном из других писем Вельмин так характеризовал Косткевича: он «отличался глубокой религиозностью и был всецело погружен в дела церковные». Вельмин вспоминал, как в последнее лето его пребывания в России в 1924 г. (он прятался от властей, разыскивающих его) Косткевич посетил его в деревне под Москвой, направляясь в Казанскую губернию к некоему сосланному туда духовному лицу и везя туда ему антиминс и другие вещи, необходимые для богослужения. Несомненно, то был духовный отец Георгия Александровича священник Анатолий Жураковский. «Уже этот факт, – писал Вельмин, – свидетельствовал о большом мужестве его и о глубокой преданности его своему делу». «Таким, по-видимому, он остался и теперь – ведь инициатива сношений со мной принадлежит ему; сами сношения эти и способ их ведь все время подвергает его в буквальном смысле этого слова смертельной опасности; да и самые увесистые приложения к нынешнему его письму служат наглядным доказательством и его бесстрашия и его преданности своему делу служения Церкви: ведь писались они несомненно в течение долгого времени, а хранение таких рукописей представляло такую большую опасность» [315] .

315

Там же. Л. 82.

В первом письме Косткевича говорилось о гонениях на Церковь со стороны коммунистического правительства и выражалось требование «поставить на должную высоту информацию Запада о гонениях на Церковь в России». Автор письма обещал передавать Вельмину «подробный, точный и совершенно объективный материал о церковной жизни в России» [316] .

Письмо Вельмину было написано в директивном тоне. Вельмин должен был «вступить в сношения с находящимися за границей русскими православными церковными кругами, а равно вообще с общественными организациями, имеющими органы печати», пробудить в них интерес к жизни Церкви в России, направлять в эти органы печати тот материал, который он будет получать.

316

ГА РФ. Ф. 6366. Оп. 1. Д. 39. Л. 17.

Анатолию Петровичу предписывалось с помощью митрополита Евлогия связаться с Англией и английской печатью, через митрополита Антония (Храповицкого) со славянскими странами. Вместе с тем корреспондент Вельмина просил информировать его о событиях в церковной жизни православных Востока и Европы и русских эмигрантов, присылать с этой целью церковные газеты и журналы или сводки об их содержании. Корреспондент просил и о денежной помощи для ссыльных, заключенных, лишенных приходов и голодающих священников, для уплаты налогов и пр. «Я лично стою во главе организации, помогающей ссыльным, и знаю, как ничтожны средства и как велика нужда», – писал он [317] .

317

Там же. Л. 17 об.

К письму была приложена фотография группы ссыльных Соловецкого лагеря, сделанная в 1925 г. Из писем Вельмина следует, что он получил также послание соловецких епископов к правительству СССР. Интересно, что Вельмин назвал этот документ следующим образом: «Декларация епископов православного устава (уже к тому времени опубликованная в заграничной русской прессе под ошибочным названием “послания Соловецких епископов”, тогда как в действительности она исходила не от последних только, но вообще от всех епископов Русской Церкви)» [318] .

318

Там же. Л. 11 об.