Голоса на ветру
Шрифт:
«Среди того, что мы лечим, есть вещи более интересные, чем Альцгеймер. Возьми себя в руки!» – словно пытаясь разбудить, потряс его за плечи на прощание Арон Леви. «Пора тебе возвращаться», – напоминал он ему время от времени в письмах, сообщая, что и Дени, и Алексей Семенович постоянно спрашивают, какой дьявол держит его в снегах Хикори Хилл. «Такой, который носит юбку», – отвечал им со смехом Арон. И он был не далек от истины, с той только разницей, что Джорджи, как и большинство американок, не носила юбки и, наряду с Десятью Божьими заповедями, крепко держалась и за свои Десять заповедей,
О том, что правильно, а что неправильно, у Джорджи представление было очень ясное. Правило номер два несет в себе призвук самосохранения, а касается оно запрета на вмешательство в чужую жизнь, даже в тех случаях, когда оно означает спасение. Близкие отношения с другими всегда слегка попахивают грядущими неприятностями, которых следует избегать любой ценой.
Пить во время коктейлей и вечеринок «on the house» [18] это о’кей, потому что это элемент общественной жизни. Пить не для развлечения в компании это пустая трата денег!
18
Бесплатно. За счет заведения. (англ.)
Рамки, в которых человек живет, это нечто такое, что нельзя недооценивать. Если ты не можешь позволить себе иметь машину и дом больше, чем у соседа, ты должен иметь хотя бы такие, как у него.
Брачное ложе существует для того, чтобы создавать потомство. Мужчина, который думает, что кровать изобретена для секса, глубоко заблуждается. Секс слаще всего в чужом доме или на письменном столе в офисе.
Брак это не просто связь между двумя человеческими существами в рамках приличий. Брак это институт. Тот, кто не уважает институт, рискует превратиться в отщепенца.
Приобретение знаний и постоянное чтение книг в порядке вещей до тех пор, пока это имеет практическое применение. Знание ради знания признак декадентства или безумия.
Не бриться и не следить за газоном перед домом это грех против собственной личности и общества. Хорошо известно, какой длины имеет право быть борода и какой высоты – трава!
Для Джорджи Вест газон это нечто почти мистическое – ничего удивительного, что она так заботится о том, как должна выглядеть трава и когда ее пора стричь.
Даниле это все безразлично. Но прошло немало времени, пока он понял, что они с ней два разных мира. Он согласен бриться, ладно. Согласен слушать с ней католические мессы, сопровождать ее в утомительных походах в супермаркет и в гости, но он не согласен лгать, и ей, и себе, что ему это нравится. В свое время он не упрекал Марту за то, что та бегает по партийным собраниям, но он и не позволил ей сделать из себя правоверного члена партии, готового соглашаться с любой глупостью как с мудрейшим решением. Если кто-то пьян, нужно просто дождаться, когда он протрезвеет, а все остальное это преступление, будь то антидепрессанты
Встреча Арона с Гойко Гарачей и то, что Гарача рассказал Арону, пробудило в Даниле Арацком проблеск надежды: среди индейцев-алеутов встречали светловолосого рыбака и охотника на диких гусей, который никогда не стрелял в песцов и тюленей. По описаниям это мог быть Петр – голубоглазый и высокий, приехал из какой-то восточно-европейской страны, время от времени что-то лопочет на непонятном языке. Но никто не заметил, что у него нет одной ноги. Так что и на этот раз надежда Данилы оказалась напрасной.
Но его обрадовало известие, что Гарача жив, помнит его и обнаружил след маленькой веснушчатой Сары Коэн, которая все еще плачет во сне, боясь крыс.
– Спят ли по ночам крысы? – попросил Данило Джорджи Вест узнать это у работающих с подопытными животными лаборантов клиники.
– Одни спят, другие не спят! – улыбнулась Джорджи. – Для экспериментов это не важно…
– А для Сары Коэн из Ясенака важно. Не было бы важно, она не плакала бы во сне по прошествии стольких лет…
Он не сказал, что и сам иногда скулит во сне как брошенный щенок. «Каждая женщина носит в себе черта. Красивые и не одного. Лучше, если то, что не предназначено для ее ушей, она и не услышит!» – сказал как-то Лука Арацки своему уже взрослому сыну Стевану, а неизвестный автор «Карановской хроники» записал, что совет старика «запомнил и Петр, а, возможно, даже и Рыжик». Стеван увлекался измерением углов, под которым пересекаются траектории звезд, определяющих судьбы всех живых существ на земле.
Судя по тому, как Стеван относился к звездам, он мог бы быть порослью любого индейского племени, правда, если бы не женщины, к которым его влекло так же непреодолимо, как ночную бабочку к свету свечи.
В первые две ночи в резервации месквоки звезд видно не было, а, может быть, Данило, смущенный подозрительностью Серого Волка и испытующими взглядами племени, просто упустил момент посмотреть на них, последовать за ними, подобно индейцу чиппева, который в своих стихах исповедовался в том, что «по небу ходит вслед за звездой»!
– За чьей звездой, Джорджи?
– За своей! Месквоки верят, что на звездах живут их души до того, как войти в свое земное тело. И потом, после того, как истечет их время на земле, снова туда возвращаются. Поэтому они не знают страха смерти – судьбу человека определяют звезды, чего бояться.
Изумленный Данило ни о чем больше не спрашивал. Во влияние звезд на человеческую жизнь верил его отец Стеван, так же как и отец его отца Михайло, которого с двадцатью семью ножевыми ранами привезли из Вены в черном гробу. Но страх в Даниле жил. Он был более живым, чем в Рыжике в тот час, когда его легендарный дед отправился на небо, позже этот страх превратился в страх забвения, связанный с Ружей Рашулой.