Голоса вещей
Шрифт:
— Зайцев? — переспросил Ксенофонтов, услышав в трубке озабоченный голос друга. — Рад тебя слышать, старик! Как поживаешь?
— Да поживаю, — вздохнул Зайцев, настроенный, видимо, не столь восторженно.
— Ты его уже задержал?
— Да нет, тебя дожидался…
— Это хорошо, что он избежал твоих стальных объятий, это просто здорово! Ты не представляешь, какую радостную весть ты мне сообщил!
— Что же это тебя так обрадовало? — В голосе Зайцева явно прозвучала досада.
— Если бы ты его задержал без меня, то мог бы и ошибиться, а за это нынче не хвалят, не то что раньше. А кроме того, я не смог бы
— Чем же ты можешь поделиться? — спросил Зайцев с усталым безразличием.
— Во-первых, пивом. В моем холодильнике стоят три бутылки пива. Тебя это потрясло, сознавайся?
— Это самая большая радость, которую ты мог мне сообщить, — искренне сказал Зайцев и посмотрел на часы — он уже мог покинуть свой кабинет.
— Нет, старик, ошибаешься. Главное — то, что я могу тебе рассказать о преступнике. Теперь из дюжины подозреваемых ты его узнаешь наверняка.
— Честно говоря, я рассчитывал на твою помощь, но, когда ты так спешно умотал в свои командировки, я понял, что надеяться на тебя так же бесполезно, как…
— Не надо заканчивать! — вскричал Ксенофонтов. — Не надо, старик. А то тебе будет стыдно. Приходи, старик. Я жду. Мы с тобой побеседуем немного, а потом ты пойдешь задерживать преступника. Предупреди своих ребят, чтоб не уходили, они могут нам понадобиться через часок-другой. Вдруг он вооружен, вдруг он зол и беспощаден, обладает чудовищной силой… Мало ли. Не обижайся на меня за отлучку, у всех у нас своя работа, я, между прочим, собрал прекрасный материал для очерка о передовике кооперативного производства. Представляешь, мужик решил в одиночку…
— Скоро буду! — и Зайцев положил трубку, поскольку в кабинет входил прокурор, и вести безответственный разговор при начальстве он не мог.
Когда Зайцев вошел в квартиру Ксенофонтова, на столике уже стояла бутылка пива, рядом сверкали мокрыми боками два тонких стакана, а сам хозяин стоял у зеркала и громадными, чуть ли не портновскими ножницами подравнивал усы.
— Красиво, красиво, — снисходительно сказал Зайцев, сбрасывая с себя пиджак и, не глядя, бросая его куда-то в сторону стула, на дверь, на крючок, а может, он попросту выронил его на пол, не в силах больше выносить жару. С галстуком он поступил так же — снял и запустил его в кота. Упав в кресло, Зайцев налил в стакан пива, залпом выпил и, застонав от наслаждения, откинулся на спинку.
— Как съездил? — спросил он, не раскрывая глаз.
— Ничего, старик, съездил, ничего… Значит так, слушай внимательно. — Ксенофонтов тоже налил себе пива, пригубил его, опустив усы в пену, помолчал, отдавая должное этому полузапретному, полузабытому зелью. — Когда будешь делать обыск у злодея, который Мастихина порешил, обрати внимание на бутылочку канцелярского клея. У него должен быть клей. Невысокого такого качества клей, неудобная бутылочка, пробка с дырочкой, а в ней кисточка, неприятная кисточка с потеками застывшего силикатного клея. Таким клеем сейчас мало кто пользуется, уж больно он отвратительный. Кроме нашей редакции, я его нигде не встречал. А что касается пива, то взял я его… Нет, ты не поверишь! Поезд на три минуты, всего на три минуты остановился в Синельникове. Я выскочил вдохнуть свежего воздуха, а тут стоит тетенька, а у ее ног ящик пива, представляешь?! И там, в ящике, осталось всего три бутылки. Я их
— Силикатный говоришь? — Зайцев недоверчиво уставился на Ксенофонтова. — Ты уверен, что клей не казеиновый, не столярный, не бустилат? Именно силикатный?
— Да. Я ведь и бутылочку описал. А пробка пластмассовая, полупрозрачная… Ну? Усек?
— Если бы я тебя не знал, — медленно проговорил Зайцев, — если бы я тебя не знал достаточно хорошо… Я мог бы подумать… Я бы попросту заподозрил, что ты… Но поскольку…
— И все-таки ты не знаешь меня достаточно хорошо! — самоуверенно заявил Ксенофонтов. — Если я опишу преступника, если расскажу о том, что он говорил на допросах…
— Я его не знаю! — закричал Зайцев. — Как ты можешь знать, что он мне говорил на допросах?!
— Ты мог не записать его слова в протокол, потому что к делу они не относились, — тихо проговорил Ксенофонтов, — но если ты припомнишь ваш разговор, тебе сразу откроется, кто убийца. Вот возьми, она мне больше не нужна. — Протянув длинную свою руку, Ксенофонтов взял с письменного стола папку, вынул из нее фотографию и бросил на стол перед Зайцевым. — А то начальник спросит у тебя, где фотка, а тебе и сказать будет нечего. А так ты сразу — вот фотка. И он тебя похвалит.
Зайцев взял фотографию и уставился на нее, будто видел в первый раз. Да, на ней был стол, шашечная доска, окурки в пепельнице, чашки с потеками застывшего кофе, листок с колонками цифр и… И все.
— Может быть, ее увеличить? — предложил Зайцев.
— Фотку? Зачем? Нового ничего не появится. Здесь и так много чего видать…
Ксенофонтов взял пустую бутылку, вышел на кухню и через минуту вернулся с полной, только что вынутой из холодильника. Он щедро налил пива Зайцеву, остальное вылил в свой стакан, отпил, помолчал.
— Слушай меня внимательно, — сказал он серьезно. — Буду говорить о преступнике. Может быть, тебе чего и сгодится. Скажи, из твоих подозреваемых никто не спрашивал разрешения уехать, отлучиться на какое-то время?
— Кто-то говорил… — неуверенно сказал Зайцев.
— Припомни. Кто-то мог пожаловаться на денежные затруднения. Было?
— Да они все жалуются, что денег нет!
— А кто-то жалуется не так, как все. Настойчивее. Невиннее. С какой-то целью. Я сам все время напоминаю тебе, что у меня нет денег, но вовсе не для того, чтобы ты мне трояк одолжил. Я знаю, что нет у тебя трояка, который бы ты мог мне вот так легко и просто дать на несколько дней. Дальше. Пошли своих ребят по химчисткам — нет ли среди их клиентов последнего месяца одного из тех, кого ты подозреваешь.
— Думаешь, в кровь перемазался и понес отмываться?
— Фу, как грубо! Одежду с кровавыми пятнами он ни за что не понесет. Для этого надо быть круглым дураком. Проверь, старик, проверь. Если это добавится к клею, к разговорам о необходимости поехать в отпуск или в гости, к жалобам на безденежье… А если все это упадет на одного человека…
— Понимаешь, Ксенофонтов, твои намеки не убеждают.
— Это, старик, твое личное дело. Сейчас я тебе расскажу о нем самом, о преступнике. А ты уж постарайся узнать его среди прочих. Так вот… Убийство не было совершено неожиданно. Оно тщательно подготовлено, продумано, предусмотрены мельчайшие детали. Совершил убийство человек слабый, трусоватый, подловатый.