Голова коммивояжера

Блейк Николас

— Вы влюблены в него?

Девушка вышла из оцепенения.

— Дело не в этом. — Она похлопала по сиденью рядом, дерзко глянув на Найджела с видом подростка-правонарушителя. — Садитесь сюда. Ничего страшного, — добавила она нетерпеливо, — я не соблазню вас. Почему все меня боятся? И не смотрите на меня, как психиатр на пациента.

Найджел сел рядом с ней.

— Так лучше?

— Хм. Отлично, добрый дядя Стрэйнджуэйз. — Она придвинулась к нему как бы случайно. Он почувствовал, что ее нога прижалась к его ноге. Глядя в сторону, она быстро заговорила: — Думаю, что да. Я хочу сказать, что

влюблена в него. И конечно, хотела бы стать его любовницей. Это единственное, кажется, на что я гожусь. Но он хочет жениться на мне. А я не решаюсь. Роль жены не для меня, понимаете? Если бы это касалось только Лайонела, я бы рискнула. Но…

Она вдруг затихла. «Похожа на короткий дождь, предвещающий ливень», — подумал Найджел.

— Но вы боитесь причинить боль Роберту Ситону, выйдя замуж за его сына? — подсказал он.

Она молча кивнула, схватив Найджела за руку. С палубы проплывающего мимо парохода трое парней засвистели им.

— Видите? Всем ясно, что я шлюха.

— Глупости. Они бы свистнули и очкастой девушке из Армии спасения.

Лодка закачалась на волнах, прижав их друг к другу. Найджел почувствовал рукой грудь Мары. Она отодвинулась, словно ее что-то обожгло.

— Не знаю, с чего начать, — сказала она, тяжело дыша.

— С начала, — сказал мягко Найджел. — С Освальда. С того лета в Квантоксе. Когда вам было пятнадцать.

Тело Мары напряглось, словно в судороге. В небе над лугом звучала бесконечная песня жаворонка.

Наконец она произнесла:

— Так вы знали?

— Догадался.

— О да, он изнасиловал меня, — сказала она бесстрастно. — Будь неладен этот жаворонок. Тогда пел такой же…

— И вы заболели. И Роберт вас выходил. А Освальду пришлось исчезнуть. Но это было давно. Каждый получил свое. Не так ли?

Мара как-то странно взглянула на него.

— Каждый свое? Вы думаете, что я убила Освальда?

— Я не об этом, не обращайте внимания. Итак, Роберт избавил вас и себя от Освальда, организовав его «самоубийство»?

— Роберт был… я не могу описать вам, как добр он был ко мне. Ни разу ни в чем не ошибся, теперь я это вижу. Был ласков со мной и ободрял меня именно тогда, когда это требовалось. Понимаете? Не его вина, что я есть то, что я есть. Он проводил около меня дни напролет. А по ночам Дженет спала в моей комнате, но я часто просыпалась с криком, мне снились кошмары, и Роберт всегда был в соседней комнате, чтобы прийти и успокоить меня. Дженет этого не могла. А мой отец… — Она с отвращением передернула плечами.

— Только они и знали обо всем? А Лайонел?

— Я не решалась сказать ему.

— Это значит, что вы влюблены в него. Но я думаю, что вы слишком долго подавляли в себе это чувство.

— Подавляла? Я не верю во всю эту фрейдистскую чепуху, она устарела, — сказала Мара в своей обычно резкой манере.

— Вы не совсем поняли меня, — осторожно произнес Найджел, глядя на кудрявые облака. — Знаете, почему вы так несчастны? Не оттого, что произошло с вами тогда. А оттого, что вам это отчасти понравилось.

— Нет! Нет! Нет! — Крик выплескивался изо рта, словно кровь из пульсирующей перерезанной артерии. Мара вцепилась в его руку, ногтями впилась в ладонь.

— Да, — сказал Найджел твердо. — В этом нет ничего противоестественного.

Нечего стыдиться.

— Нет, — хныкала она. — Нет, нет.

Мягким, спокойным тоном Найджел продолжал:

— Вот почему и голова Роберта, и та резная фигура получились у вас искаженными. Вы хотели изобразить Роберта, но в подсознании возникал Освальд, и ваши руки создавали его образ. Этого бы не случилось, если бы вы совершенно не хотели ни о чем вспоминать, если бы вы ненавидели Освальда за то, что он с вами сделал. Подумайте, дорогая моя. Вспомните. Будьте честны перед собой до конца. Пел жаворонок. Помните? Не бойтесь. В вас все это время жил призрак вины, он отравлял вашу жизнь, понимаете?

— Да, — помолчав, сказала наконец Мара. У нее был совершенно другой голос. В первый раз Найджел решился повернуть голову и взглянуть на собеседницу. Слезы текли по ее лицу, спокойному, просветленному, почти счастливому, будто она слушала прекрасную музыку. — Да, вы правы, это так. Я вспомнила.

— Но как возник этот внутренний конфликт? Кто-то сказал вам тогда, что вы дурная девушка? Отец? — спросил озабоченно Найджел.

— О нет. От него это скрыли. Пока не исчез Освальд.

— Вы уверены?

— Конечно.

— Тогда кто?

— Надо ли говорить про это? — спросила она по-детски.

— Да. Еще только про это, дорогая, и все.

Мара всхлипнула разок-другой.

— Когда все случилось, я убежала от него назад в дом. Там была Дженет. Я не хотела говорить с ней, но она вцепилась в меня и все выпытала. Она была такая злая, когда все узнала. Задавала вопросы, жуткие вопросы. Интересовалась подробностями. Да, она все представила так, будто виновата была я. Она внушила мне, что я совершила нечто отвратительное. Я бы тогда прямо и рехнулась, если бы не вошел Роберт. Он остановил ее. Он был добр ко мне, как вы… О, послушайте! Жаворонок смолк!

— Жаворонок сделал сегодня свое дело. И хорошее дело.

— С помощью мистера Стрэйнджуэйза. — Мара улыбнулась ему просто и открыто, без всякого лукавства. — О Боже, со мной, кажется, происходят разительные перемены — так это называется? Будьте начеку!

— Мне далеко до настоящего психоаналитика. Вы все сделали сами, дорогая моя! Я лишь выбрал нужный момент, а вы решились вызвать призрак и победить его.

— Да, — сказала она после долгого молчания, — я люблю Лайонела. Наверное, теперь все будет хорошо. Пойду купаться. — Она встала, чтобы снять платье. Под ним был купальник. — В конце концов, это, наверное, случается с тысячами нормально развитых девушек. — Стоя перед ним в лучах послеполуденного солнца, золотившего ее кожу, она как никогда казалась отрешенной, холодной. Мара вошла в воду и поплыла.

— Конечно, — пробормотал Найджел, устало закрыв глаза. — Прощай, одаренный скульптор.

Вскоре Мара вышла на берег. Она попросила Найджела дать ей полотенце и платье. Когда мисс Торренс вытерлась, оделась и опять села в лодку, он спросил, о чем она хотела поговорить с ним наедине.

— Все достаточно сложно, — сказала она нерешительно, теребя кнопку бархатного сиденья. — Я не очень преданная дочь. — Она глубоко вздохнула и, отведя глаза, наконец выговорила: — Я думаю, вам нужно спросить Реннела, с кем он говорил внизу на лестнице в ту ночь.