Голова лошади
Шрифт:
— Замолчите же! — оборвал его бородатый.
— Должен сказать, для иностранного шпиона вы прекрасно говорите по-английски, — сказал Малони.
— Он думает, мы шпионы, — бросил бородатый водитель, лысая голова которого блестела, как бильярдный шар.
— Ха! — издал тот короткий смешок.
— Всем кажется, что вокруг одни шпионы, — хмыкнул бородатый.
— Ха! — снова выдохнул водитель.
— А зачем мы направляемся в аэропорт? — спросил Малони.
— Чтобы посадить вас на самолет в Рим, — ответил бородатый.
Они ехали по туннелю Мидтаун, определенно
Вообразили, что можно вот так запросто дурачить Эндрю Малони?
— Вы знаете, кто я? — спросил Малони.
— Нет.
— То есть я имею в виду, что вы наверняка принимаете меня за кого-то другого.
— Мы не знаем тебя и не принимаем ни за кого-либо.
— И все-таки, джентльмены, мне кажется, вы делаете какую-то ошибку…
— Здесь нет никакой ошибки.
— ..поскольку я — Эндрю Малони, а вовсе не тот, кто вам нужен.
— Нам безразлично, кто ты такой.
— У меня дядя работает судьей, — солгал Малони.
— Ха! — Это среагировал водитель;
Вдруг Малони пришло в голову, что вся эта история — просто изощренная шутка, задуманная одним из его дружков. Зная, что он отчаянно пытается раздобыть денег, они сговорились не давать их ему, а сами наняли двух актеров из «Иквити» и «кадиллак», чтобы довезти его до «Эквидакта» (да в конце концов, разве по дороге в аэропорт нет других ипподромов?), где они встретят его, как только он выйдет из машины, и дружным хором завопят: «С перрым апреля!» — и вручат ему целых пятьсот долларов в хрустящих новеньких банкнотах, чтобы он поставил их на Джобоун. Предположение было вполне допустимым, несмотря на то, что сегодня было уже четырнадцатое апреля, то есть со Дня дураков прошло уже две недели. Но ведь некоторые из его друзей не могли бы вам точно сказать, какое сейчас время суток, не то что назвать точную дату. Ему начинала нравиться эта затея, и он небрежно откинулся на мягкую спинку сиденья.
— Думаю, ребята, вам следует знать, — сказал он, решив поддержать розыгрыш, — что у меня нет паспорта.
— Нету? — спросил водитель.
— Вот именно, — сказал Малони. «Ага, лысый, влип!» — И я не просто, не захватил его с собой, у меня его вообще нет, потому что я никогда не выезжал из страны.
— А паспорт вам и не понадобится, — успокоил его бородатый.
— Тогда, может, вы скажете мне, как я без паспорта попаду в Италию?
— В гробу, — сказал бородатый, и после этих слов ситуация враз перестала казаться Малони забавной шуткой.
Заведение по гравировке надгробных памятников находилось рядом с кладбищем.
Сердитый апрельский ветер, который не ощущался на улицах Манхэттена, застроенных многоэтажными зданиями, здесь, на просторе, кружил вихри из прошлогодних сухих листьев по дорожке, ведущей к деревянному домику. По бокам дорожки, засыпанной гравием, стояли мраморные плиты, на блестящей гладкой поверхности некоторых из них виднелись выгравированные надписи. Малони бросились в глаза крупные золотые буквы по черному полю: «В память
Машина остановилась рядом с высоким темным предметом, который оказался полированным памятником, гораздо большим по размерам, чем тот, что высился над могилой самого Абрахама Файнштейна. Файнштейн был королем хастлеров Бронкса, Малони всегда с трепетом вспоминал его похороны. Он хотел уже сказать бородатому джентльмену, что нет необходимости обставлять все так же пышно, как похороны Файнштейна, в конце концов, он, Малони, всего лишь скромный игрок на скачках. Достаточно простого соснового гроба и краткой надписи «Малони».
Но бородач вновь ткнул ему в бок своим «люгером», подгоняя по дорожке к коттеджу, в котором размещалась контора гравировальщика. Внутри их ожидали трое. Один из них, очевидно, был хозяином, так как сразу же спросил, не желает ли кто шнапсу.
Бородатый сказал: «Нет, у нас есть дело. Некогда тут распивать, пока дело не закончено». Двое других посмотрели на Малони, и один из них сказал:
— Гауд, это не тот покойник.
— Сам знаю, — ответил бородатый джентльмен.
Значит, его зовут Гауд, подумал Малони, и вздрогнул, когда тот добавил:
— Ничего, этот тоже сойдет.
— А где же настоящий покойник? — спросил второй.
На нем был твидовый пиджак с кожаными нашлепками на локтях, и он очень смахивал на сельского сквайра из Уэльса.
— Он выскочил из машины на Четырнадцатой улице, — ответил Гауд.
Малони нашел его ответ очень остроумным, хотя по лицу Гауда с уныло опущенными уголками глаз не скажешь, чтобы он был горазд на шутки.
— Не важно, О'Брайен, — продолжал Гауд, — из этого джентльмена тоже получится отличный покойник.
О'Брайен, тот парень в пиджаке с кожаными заплатами, уставился на Малони с явным интересом, даже несколько патологическим. Решив, что настал момент ознакомить присутствующих со своим собственным отношением к теме, Малони сказал:
— Джентльмены, лично я не думаю, что из меня получится отличный покойник.
— Не бойтесь, зато у вас все отлично получится, — ободрил его Гауд.
— Нет, серьезно, джентльмены, — настаивал Малони, — я знаю десятки других людей, у которых это выйдет гораздо лучше. Если угодно, я могу хоть сейчас назвать вам троих, с которыми только сегодня встречался по небольшому финансовому вопросу и которые действительно намного лучше меня подойдут на эту роль.
— Он слишком длинный, — раздумчиво протянул О'Брайен, не обращая на слова Малони ни малейшего внимания.
— Верно, я слишком длинный, — охотно подтвердил Малони. — И кроме того, учтите, что мой дядя — судья.
— Так кто-нибудь хочет шнапсу? — спросил гравер.
Третий человек, находившийся в конторе, до сих пор не проронил ни слова. Он сидел на краю стола, одетый в превосходно сшитый костюм, на его шелковом, в тон темно-синему костюму, галстуке блестела крохотная золотая заколка в форме буковки «К». Он молча изучал Малони холодными голубыми глазами. Малони тут же пришел к заключению, что это босс.